Карстен энергично схватил костыли и помахал Руне Лауритсену. Вместе они вошли в переговорную. Лауритсен должен был начать допрос, для него это будет полезно. Кроме того, то, что у них возникли подозрения на Гисле, – его заслуга. Руне выглядел взволнованным, и Карстен отметил, как он глубоко вздохнул, положив руку на дверную ручку.
Гисле Квамме уже долго ждал и выглядел нервным. Руки были стиснуты между колен, лицо бледное, взгляд блуждал от Карстена к Лауритсену. Карстен видел множество невиновных, реагировавших таким образом. Либо они находились в непривычной и неприятной ситуации, либо боялись совершенно иного, чем того, о чем их допрашивали.
Лауритсен взял на себя все формальности, как и договаривались. Гисле Квамме уже давал показания, но в этот раз они более подробно расспрашивали о прошлом его семьи.
Гисле сказал, что он единственный ребенок в семье, вырос в Флиснесе недалеко от Олесунна. Отец работал авиадиспетчером в Вигре, а мать – учителем.
– Вы приемный ребенок? – спросил Карстен.
Гисле непонимающе посмотрел на него.
– Приемный? Нет. Почему вы об этом спрашиваете?
Карстен не ответил, только кивнул Лауритсену, чтобы тот продолжил.
Лауритсен спросил о работе учителем, предмете, преподавании в музыкальной школе, сколько у Квамме учеников, кто из них ходит к нему домой, о хоре, которым тот руководил, и о работе с детьми и подростками. Через некоторое время Гисле немного расслабился и стал хорошо отвечать на вопросы.
В какой-то момент вошел Эвен и шепнул Карстену, что на 21 ноября, в день убийства Сиссель, у Гисле в телефоне не было никаких договоренностей. В ежедневнике Сиссель тоже не было ничего, указывающего на то, что у нее была какая-либо договоренность с Гисле в тот день. Но буква «Г» возникала в записях Сиссель периодически в последний год, в том числе на день раньше, 20 ноября.
Карстен повернулся к Эвену, прикрыл рот рукой и прошептал:
– Приемный?
– Мы не смогли связаться с его родителями. Они живут за границей. Но мы работаем с этим.
– Нашли переписки с Туне по «Скайпу»?
– Да, но ничего кроме того, что было в компьютере Туне, только переписка. Но они же могли общаться и через веб-камеры.
Карстен кивнул Лауритсену, чтобы тот продолжал. Сам он сидел молча и слушал, изучая язык тела и выражение лица Гисле Квамме. Как бы четырнадцатилетняя девочка могла относиться к Гисле? Ему двадцать девять, но выглядит значительно моложе. Красивый, правильные черты лица, густые брови, серо-голубые глаза, светлые волосы средней длины, модная одежда. Крутой тип. Он был известен своей необыкновенной способностью ладить с детьми и подростками, классный и популярный учитель, младше всех остальных учителей в школе. Карстен вспомнил молодого учителя, который был у него самого в школе. Все девочки были по уши в него влюблены.
Двадцать девять лет, примерно совпадает с возрастом брата Сиссель.
Он отбросил эту мысль и сконцентрировался на изучении телодвижений и выражения лица Гисле Квамме. Когда Лауритсен перевел разговор на Сиссель, Гисле стал заметно нервничать.
Он объяснил, что год назад Сиссель прислала ему письмо и спросила, может ли он прийти к ней домой. Она не написала, в чем дело. Он очень удивился, когда оказалось, что она хотела заниматься фортепьяно, и у нее довольно хорошо это получалось.
– Ее отец был еще жив? – вставил вопрос Карстен.
– Нет, это было сразу после его смерти, перед прошлым Рождеством.
Карстен кивнул, чтобы тот продолжал, и Гисле рассказал, что Сиссель не хотела, чтобы кто-нибудь знал об этих занятиях.
– Почему же?
– Никто не должен был знать, что к ней «ходят мужчины», как она написала.
– Не было ли это слегка странным?
– Было…
– У вас были отношения?
– Нет.
Он беспокойно заерзал на стуле.
Карстен пристально посмотрел на него несколько секунд и заметил, как слегка дернулся его локоть. Ему показалось, что Гисле лжет. Может быть, поэтому он нервничает и в этом причина того, что он не сообщил в полицию.
– Какое впечатление о ней у вас сложилось? – спросил Карстен.
– Ну, она казалась мне… как бы сказать… немного странной.
Карстен подумал о показаниях Шпица.
– Вы хотите сказать, что она была немного… приставучей?
– Да, можно и так сказать.
– Как именно?
– Всегда садилась за пианино близко ко мне.
– То есть давала намеки?
– Нет… ну, да… в некотором роде.
– И как вы на это реагировали?
– Мне это было неприятно.
– Но вы все же продолжили обучать ее.
– Да, мне было жаль ее.
– Вы были у нее дома двадцать первого ноября?
– Это когда ее… Вы шутите! Думаете, это я убил ее?
– Что вы делали в тот день? – невозмутимо продолжил Карстен.
– Мне нужно просмотреть в телефоне, я записываю все занятия туда.
– На тот день у вас не было ничего, мы проверили. Вы были у Сиссель? – спросил Лауритсен.
Шея Гисле покрылась красными пятнами.
– Нет, уже прошло несколько недель с тех пор, как я был у нее последний раз. Она сообщила об отказе от занятий, собиралась связаться со мной, но я больше ничего не слышал от нее.
– В это я не верю, – сказал Карстен. – Мы нашли у нее дома довольно свежие отпечатки ваших пальцев.
Гисле уставился в стол.
– А двадцатого ноября в ее записях указана буква «Г».
– Я не помню… я не думаю, что был у нее в тот день.
– Ладно, – спокойно сказал Карстен.
На стол между ними он положил обе руки, несколько секунд рассматривал Гисле и заметил, как страх снова появился на его лице и в теле. Гисле беспокойно ерзал на стуле и быстрыми нервными движениями потирал одну руку другой.
– Вы приемный ребенок? – снова спросил Карстен.
– Нет, я же сказал. Почему вы спрашиваете?
– Вы знали Сиссель до переезда в Лусвику?
– Нет.
Карстен включил чуть раздраженного нетерпеливого полицейского:
– Почему вы так напуганы?
– Напуган? Да я не напуган. Просто мне неприятно быть здесь.
– Почему неприятно?
– Вы как будто думаете, что я… как-то связан с убийством Сиссель.
– А вы связаны?
– Нет, нет! Вы пошли по совершенному ложному следу.
– У нас есть кое-какие улики. Ваши отпечатки нашли дома у Сиссель, и мы…
