В общем, времени было так много, что мы с Костей устали играть в деберц. (Тем более что я все время проигрывал.) Устали слоняться по горам. Устали гонять чаи.
Чтобы чем-то себя занять – а восстановлением «Города-1» к прилету «Сварога», который ожидался со дня на день, занимались в основном роботы, – я навязался в компанию к Капелли. Тот вел ежедневные многочасовые допросы пленного химероида по имени Угол Двадцать Пять.
Этот инопланетный субчик уже вполне пришел в себя и даже, как мне показалось, отъелся.
Жил химероид не просто так, в обычной нашей каюте. А в особом экологическом модуле, который назывался «Росток».
Этот «Росток» и впрямь был похож на какую-то теплицу. Снизу большой поддон, где всё время что-то жужжит и перетекает. Сверху над поддоном – герметичный стеклянный купол повышенной прочности (чтобы какой-нибудь особо энергичный визитер не удрал, разбив его клешней).
Как мне объяснил Капелли, «Росток» спроектировали в Комитете специально для таких ситуаций – если кому-либо из лишенных свободы передвижения визитеров нужно будет создать комфортные условия, приближенные к их родным.
Под куполом можно было легко изменить и давление, и состав атмосферы, и даже радиационный фон. Да, по сути это был «обезьянник» – в таких родная полиция держит отловленных по ночным вокзалам бомжей и нелегальных мигрантов. Но обезьянник класса люкс.
В левую руку химероида был имплантирован некий гаджет, на который тот неотрывно глядел. То ли читал, то ли картинки смотрел, то ли, может, в гамесы шпилился. И когда химероиду надоедало говорить, он утыкался в него минут на пять, а то и на пятнадцать.
Содержание бесед Капелли с Углом Двадцать Пять было похоже на фантастический роман времен юности моих родителей, где приключений было мало, а вот рассуждений, медитаций на инаковость иного и заскорузлых моральных дилемм – много.
– Скажите, Угол Двадцать Пять, каково предназначение того куба, что стоял на вершине пирамиды в вашем храме?
– Вы едва ли поймете, даже если я объясню.
– А вы все же попробуйте. Если мне будет непонятно, я задам еще вопросы.
– У куба религиозное предназначение. Он наполняет пространство энергиями.
– Какими энергиями?
– Вы бы сказали, что это… Энергии любви… Хотя к любви в вашем, человеческом, понимании это не имеет отношения… Скорее не имеет, чем имеет.
– То есть куб является излучателем, да?
– Лучше сказать структуризатором. Он берет естественную энергию пространства и пере… переструктурирует ее. В энергию любви.
– И от этой энергии тем, кто находится в храме, делается хорошо?
– «Хорошо» – неправильное слово. От энергии, которую дает куб, моим братьям и сестрам делается «правильно». Мы ощущаем свою уместность. А также уместность мира вокруг нас.
– Спасибо, Угол Двадцать Пять. А можем ли мы, люди, почувствовать что-либо подобное, просто включив ваш куб?
– Не уверен… Точнее, уверен, что нет. Ваша анатомия совсем другая… У вас другая биохимия мозга… И потом, вы, даже когда чувствуете себя неуместными, обычно не испытываете дискомфорта… Вы легче относитесь к этому… Вам не нужно столько любви.
– Скажите, пожалуйста, Угол Двадцать Пять, а где включается куб?
– Он включается сам, когда вокруг него собирается достаточное количество тех, кто хочет воспринимать его энергию… Хотя я бы употребил не слово «включается», а слово «оживает».
– То есть куб оживает сам по себе, так?
– Так.
И, представьте себе, такой тягомотины восемь дней. Восемь долбаных дней.
Тополь, кстати, со мной к «Ростку» не ходил. Говорил, от общества химероида у него начинается расстройство желудка. Что ж, его можно понять…
Всё переменилось где-то за двое суток до прилета «Сварога».
Атмосферу тяжелой, депрессивной скуки как будто сдуло солнечным ветром. И вместо нее воцарилась атмосфера здоровой суетливой деловитости.
Мы вели себя как деревенские бабушки перед приездом обожаемых внучков на летние каникулы.
– А что шлюз? Покрасили наконец? Ну слава богу!
– Кто-нибудь сделал пробу воды, что вчера напечатали на биопринтере? Нет? Уволю всех! Разжалую в постовые эфэсбэшники! И на заслуги не посмотрю!
– Меню на день прилета уже готово? Принесите! Я должен его лично утвердить!
– Пушкарев, что вы слоняетесь без дела? Могли бы взять и проверить, не отсырели ли постели в жилом блоке. А то сами знаете, там с точкой росы что-то не в порядке. По-моему, наши, когда проектировали, засчитались слегка…
И всё в таком же духе.
Мы носились как подсоленные зайцы. Обговаривали каждую мелкую мелочь. И не говорили только об одной-единственной крупной крупности.
А именно о том, что на «Свароге» о нашем пребывании в «Городе-1» по-прежнему никто не знает.
Почему?
Мы, конечно, спросили об этом Литке.
– Так ведь секретность же! – ответил шеф.
По его мнению, словом «секретность» объяснялось все. Секретность была альфой и омегой, мамой и папой, причиной и следствием.
– Послушайте, но правда ведь все равно выплывет. Нам деваться некуда. Нам всем вместе придется здесь жить… С космонавтами, которые прилетят! Какая же секретность? Это просто глупость, а никакая не секретность! Неужели начальство об этом не подумало? Неужели Первый считает, что лучше пусть новоприбывшие обнаружат нас сами?
– Да, Первый так считает, – каменным голосом подтвердил Литке.
– Ну и шутник этот ваш Первый, – вздохнул я.
– Есть немного, – Литке сопроводил свою реплику неожиданной, двусмысленной улыбкой.
Я заметил, Густав Рихардович никогда не критиковал начальство в словесной форме. А попав в ситуацию, которая его к этому провоцировала, старательно делал вид, что ничего «такого» не замечает. Но на мимическом уровне он нет-нет да и позволял себе многое. Может, в этом и состояла причина того, что он дослужился до больших звезд?
Наконец наступил день «П» – день посадки.
Мы выстроились перед залатанным и закрашенным главным шлюзом – как футболисты в ожидании пенальти.
Литке почему-то считал, что мы смягчим шок космонавтов со «Сварога», если над нами будет гордо реять российский триколор.
Почетную роль знаменосца выторговал себе прохиндей Полозов, сославшись на то, что он, цитирую, «набил в этой экспедиции больше всего визитеров». Литке, похоже, было лень с ним спорить. (Да и как спорить с чувачком, у которого две многоствольные пушки в экзоскелете?)
…Посадка экспедиционного модуля «Сварога» выглядела достаточно зрелищно. Но нас, заевшихся зрелищами во время истории с Аквариумом и общения с Летящей, всем этим было не пронять. На лицах товарищей я видел равнодушие и подспудное ожидание банкета с его беспрецедентно богатым для Марса меню (суп из мидий со сливками! эскалоп из оленины! морошка!.. всё, разумеется, из концентратов).
