Родители Торби и он сам стали жертвой стремления отца сделаться самым-самым Радбеком из Радбека: он хотел лично осмотреть как можно больше колоний своей экономической империи.
— Твой отец всегда отличался добросовестностью, и когда дедушка Радбек скончался, до того, как Крейтон закончил свое, так сказать, ученичество, он оставил во главе компании Джона Уимсби. Я полагаю, ты знаешь, что Джон — второй муж младшей сестры твоей другой бабушки, Арии, а Леда, разумеется, его дочь от первого брака.
— Нет, я не знал об этом, — Торби перевел эти сведения на язык семейных отношений «Сизу»... и с удивлением понял, что Леда принадлежит к другой ветви! - если, конечно, на Земле обращали внимание на такие вещи, что было сомнительно. И дядя Джек вовсе не был «дядей», а... ну как это сказать по-английски?
— Джон был секретарем-и доверенным лицом твоего другого дедушки, и он был вполне достоин своего места; он знал дела лучше, чем кто бы то ни было, не считая самого дедушки Радбека. Когда мы пришли в себя после потрясения, вызванного вашим трагическим исчезновением, мы поняли, что жизнь должна продолжаться и что Джон способен справляться с делами так успешно, как если бы он сам был Радбеком.
— Он великолепно проявил себя! — прощебетала бабушка.
— Да, верно. Я должен сказать тебе, что после женитьбы Крейтона мы с бабушкой стали жить гораздо лучше. На заработную плату в колледже мы не могли бы позволить себе многое из того, чем располагаем теперь. Крейтон и Марта были весьма щедры. После того, как наш сын исчез, у нас с бабушкой могли появиться трудности, если бы Джон не сказал, что нам не о чем беспокоиться. Он внимательно следил, чтобы наше благосостояние оставалось на прежнем уровне.
— И ,даже выросло! — с воодушевлением прибавила бабушка Бредли.
— Да, да. Вся семья — мы считаем себя частью семьи Радбек, хотя продолжаем с гордостью носить нашу собственную фамилию — так вот, вся семья совершенно удовлетворена тем, как Джон ведет дела.
Однако Торби интересовали вовсе не достоинства дяди Джека.
— Вы упоминали, что мы стартовали с Акки, направляясь к Дальним Звездам, но так и не прибыли туда? Странно, ведь это так далеко от Джуббула.
— Я думаю, ты прав. В колледже есть только малый галактический атлас, и я должен признать: действительно, очень трудно представить, что дюйм на карте оборачивается многими световыми годами в пространстве.
— В данном случае — ста семьюдесятью световыми годами.
— Давай-ка подсчитаем, сколько это в милях?
— Это столь же бессмысленно, как измерять в микронах длину дивана, на котором вы сидите.
— Ну, ну, сынок. Не будь таким педантом.
— Что вы, дедушка! Я лишь размышлял о том, как далеко отстоит место, где нас взяли в плен, от той точки, где меня в последний раз продали.
— Я уже один раз слышал от тебя слово «продали». Ты должен понимать, что этот термин неточен. Крепостное право, практикуемое на Саргоне, не является рабовладением. Оно идет от древнеиндийской системы каст — стабильной социальной упорядоченности сверху донизу, подразумевающей взаимные обязательства. Ты не должен называть эту систему рабством.
— Я не знаю другого слова для перевода саргонезского выражения.
— Я мог бы предложить несколько, хотя и не знаю саргонезского. Видишь ли, этот язык мало где изучают. Но, дорогой Тор, ты ведь не изучал человеческую историю и культуру, так что положись на мой авторитет в области, в которой я считаюсь специалистом.
— Ну что ж... — Торби ощутил замешательство. — Я не очень хорошо знаю английский Системы, и я незнаком с историей... ведь этой истории очень много.
— Верно. Я первый с этим соглашусь.
— Но я не могу перевести лучше — меня продали, и я был рабом!
— Ну, ну, сынок.
— Не спорь с дедушкой, будь умницей.
Торби умолк. Он уже упоминал о том, что несколько лет был нищим, и бабушка пришла в ужас от такого бесчестья, хотя прямо об этом не говорила. И он обнаружил, что хотя дедушка и знает об очень многих вещах, когда дело касалось рассказов Торби, он рассуждал с обычной своей уверенностью, не будучи никогда прав. Он с грустью подумал, что это происходит от осознания взрослыми своего превосходства над младшими и что с этим ничего не поделаешь. Он слушал рассуждения дедушки об истории Девяти Миров. Бредли категорически не соглашался со взглядами, бытовавшими на Саргоне, но, в общем-то, его точка зрения была близка к тому, чему учил Торби Баслим — во всем, что не касалось рабства. Он обрадовался, когда разговор вновь вернулся к организации дела Рад беков. Торби заговорил о своих затруднениях.
— Рим не в один день строился, Торби.
— Мне кажется, я никогда не смогу научиться! Я уже подумывал о возвращении в гвардию.
Дедушка нахмурился.
— Это не очень умно.
— Почему, сэр?
— Если ты не чувствуешь призвания к бизнесу, найдутся другие не менее почетные занятия.
— Считаете, что служба в гвардии к ним не относится?
— М-м-м... я и твоя бабушка — мы относим себя к пацифистам философского толка. Нельзя отрицать, что покушению на человеческую жизнь нет морального оправдания.
— Никогда! — подтвердила бабушка.
Торби подумал, что бы сейчас сказал папа? Черт возьми, он знал, что ради освобождения рабов Баслим готов был крушить все направо и налево!
— А что бы вы сделали, если бы на вас шел пират?
— Кто?
— Пират. Представьте, что у вас на хвосте висит пират и приближается с каждой секундой.
— Думаю, следует убегать. Оставаться и вступать в драку аморально. Видишь ли, Тор, насилием ничего нельзя добиться.
— Но вы не можете бежать: у пирата более мощные двигатели. Выход один: ты или он.
— В таком случае следует сдаться; это лишает смысла его намерения... как доказал бессмертный Ганди.
Торби глубоко вздохнул.
— Дедушка, простите меня, но его намерения вовсе не лишаются смысла. Вам приходится драться. Рейдеры захватывают рабов. Больше всего я горжусь тем, что мне удалось сжечь один из них.
— Сжечь один из них?
— Я накрыл его самонаводящейся ракетой. Разнес корабль в клочья.
Бабушка всхлипнула. Наконец дедушка сухо сказал:
— Тор, боюсь, ты подвергся дурному влиянию. Вероятно, ты в этом не виноват. Но у тебя масса неверных представлений, как о фактах, так и об их оценке. А теперь прислушайся к логике. Если ты «сжег» его, то откуда тебе знать, что он был намерен — как ты это говоришь? — «брать рабов». Что бы он с ними делал? Ничего.
Торби продолжал молчать. Было очень важно, с какого края площади человек смотрел на мир... и если ты не имел статуса, тебя не слушали. Это был всеобщий закон.
