Андрей поймал Катю в темной части перехода от кухни:
– Катя, я же правильно вас называю? – взял ее за руку: – Идите сюда!
Андрей двинулся в сторону неосвещенной беседки на опушке леса, в которой он перед этим выкрутил лампочку.
– Простите, а куда мы идем? – В руках у Кати был пустой ящик для бокалов и тряпка.
– Что у вас? – спросил негромко Андрей, когда вошли в беседку.
– Ящик, – ответила Катя.
– Опять ящик?! Ну, поставьте… – Андрей был уже как следует выпивший, и как все, как следует выпившие, не очень понимал это.
После того как Светлана ушла спать, он только и думал, как остаться наедине с той девушкой, несколько раз спрашивал ее имя, его отвлекали, он забывал о своем желании, а потом снова радостно вспоминал вдруг про Катю, как будто она ему что-то обещала. И начинал искать ее глазами и думал нервно, как все устроить.
И вот она стояла перед ним, и он не знал, что делать и даже, что сказать. Все почему-то шло совсем не так, как он ждал, и слишком просто. Не испугалась, не стала кокетливо или по-настоящему сопротивляться и не отказалась пойти. Получалось, он хорошо это чувствовал, что она просто ему доверяет. И хоть был он смелым от выпитого, такое доверие обезоруживало и трезвило. Скорее от растерянности, он взял ее за руки и потянул к себе.
– Простите, мне надо идти, – Катя произнесла это не обидно, но ясно и уверенно. Рук не вырывала.
– Я тебе не нравлюсь? – Андрей продолжать трезветь от понятной пошлости собственных слов.
– Нравитесь, но мне надо работать…
– Правда, нравлюсь или просто… чтобы отвязался… – он произнес это с глупой горечью, его остроумие и жизнелюбие изменяло ему.
– Андрей, вы уверены, что именно здесь надо разговаривать?..
Гости в шатре громко прокричали троекратное «Ура! Ура! Ура!» И снова стало тихо. Андрей посмотрел из темноты беседки на освещенные шатры, понял, что остались одни «студенты и школьники». Официанты убирали со столов, в стороне, на мангале догорал огонь, он почувствовал себя пьяным, и ему стало окончательно скучно от всего этого праздника. И одиноко.
– Тебе сколько лет? – Он сделал паузу и поправился уважительно. – Вам сколько лет, Катерина?
– Двадцать. Отпустите, пожалуйста, руки, вы больно держите…
– Да-да, извините меня, Катя. И за руки тоже! Я, кажется, лишнего выпил, но это не важно, пойдемте, тяпнем со мной? – он взял ее под руку. – Вам двадцать, мне сорок! Математика! Мне должно быть очень неудобно, что я пристаю к вам. – Он придержал ее и заглянул в глаза. – Я старый, да? Дайте мне ваш ящик!
Катя не ответила. Они стояли на дорожке к бару, мимо прошел Заза с горой посуды. С удивлением посмотрел на Катю, но ничего не сказал. Она со стыда горела – Андрей держал ее под руку.
– Выпьем? – спросил Андрей.
– Убирать еще много и я… не очень люблю вино.
– Не может быть, а что, водку? Или котейль? Некоторые девушки любят коктейль! – Андрей сморщился, как от кислого.
– Я боюсь, не очень интересный для вас товарищ, я водку тоже не пью, можно я пойду работать? – Катя говорила вежливо и даже ласково, как обычно и говорят с пьяными. Андрей это чувствовал.
– Да, конечно… – он вздохнул, отпустил ее руку, постоял, провожая взглядом, и направился в белый шатер.
Вскоре оттуда раздался веселый пьяный рев.
Последние гости уехали около пяти. Андрей так набрался, что проснулся – он всегда рано вставал – только в одиннадцать. Под душем помок, побродил из угла в угол, на улицу вышел – голова работала плохо, Светлана уехала в аэропорт, встречать сына, который летел из Парижа – Иван учился в известной бизнес-школе. Через день, то есть уже завтра, они всей семьей улетали на Маврикий.
Андрей достал бутылку «Шабли», кусок сыра и пошел на второй этаж на большую террасу, которая глядела не на шатры, а в лес, почему-то не хотелось ничего, что напоминало о вчерашнем. Он никогда не похмелялся, иногда, на отдыхе, мог выпить бокальчик шампанского или белого с утра, но теперь надо было приводить себя в порядок.
Дождь моросил, в доме было тихо, Мери всегда работала неслышно. Андрей неторопливо выпил полбутылки, чувствуя, как хмелеет, а на душе легчает. В голове вертелась вчерашняя вечеринка, обрывки слов, улыбки, объятия. Андрей не любил себя пьяного. Пьяный он становился сентиментальным, добрым и глупым. Поэтому не любил и воспоминаний об этом. Но вчера была эта официантка. Не то, чтобы он думал о ней, что он мог о ней думать?! Но она все время появлялась где-то в боковом зрении. Он мысленно разворачивал ее к себе и видел умные и какие-то еще, он никак не мог хорошо вспомнить, глаза. Она странно на меня смотрела, как будто понимала, что ли?! – Андрей морщился от глупого, явно похмельного пафоса собственной мысли, но в ней, в этой мысли, было что-то очень серьезное. Она замужем! Точно! Молоденькая вроде, но какая-то… – он все не мог ее определить. И почему-то без кольца?! Он вспомнил ее красивую спину, когда она разбирала что-то, нагнувшись… очень хорошая спина, – он откинулся расслабленно в кресле, задрал ногу на ногу и приятно прищурился, представляя себе, как обнимает ее сзади за талию и как она оборачивается не испуганно, но с радостной улыбкой. Он потянулся, подумал, что неплохо было бы уснуть где-нибудь с этой Катей и никуда не ехать вообще.
Телефон зазвонил. Это была Светлана:
– Ваньку встретила, вот он привет тебе машет, он совсем без вещей, с вечеринки улетал, просит заехать в Москву, собраться. Обедай без нас, Андрей! Тебе ничего из Москвы не надо?
Ему не надо было. Он налил еще вина, закрыл ноги пледом, который неслышно принесла Мери. Вспомнилось, как руководитель всей его пиарслужбы попросила вчера поднять ей зарплату, даже всплакнула, у нее вроде болела мать, Андрей первый раз об этом слышал, нужно было лечение заграницей. Он уверенно отказал, ссылаясь на кризис. Он не очень ей верил, знал, что она собирается сваливать и рассылает резюме по крупным международным гостиничным корпорациям. Андрей понимал, что прав, кризис не он придумал, но неприятный осадок от разговора остался – надо было просто дать ей денег.
Особенно неприятным был последний, пьяный, горячий и долгий спор о российской политике последнего времени. Он пытался быть спокойным и доказательным, но иногда срывался на личности и обвинения. Он не понимал, как умные люди могут нести такую неумную и трусливую чушь! Люди, которые всего двадцать лет назад так стремились к свободе и справедливости… Слава Богу, среди его друзей таких было немного. Но были! Он отхлебнул из стакана.
А вот удивительная официантка Катя, которую он совершенно не знал, давала странные надежды. Ему хотелось с ней побыть. Просто побыть и все! Он вспоминал сцену в темной беседке, она, собственно, была коротка и целомудренна, и ужасно глупа. У нее чувственные губы, – подумал Андрей и поцеловал их бережно. Ему и хотелось этого, и почему-то тут же жгуче ощущал пошлоту и нелепость этих своих желаний.
