– Я не мог. Баалу нужна эта работа, нужен выход его темной половине, нужен он сам – целиком. И потому было важно оставить его здесь – давать задания, позволить общаться с ребятами, быть «нужным».
– Это всем важно, – не лишая одного или другого, Дрейк позволял человеку обрести все. Готов? Просто бери.
– А как ты сама?
Этим вечером мне почему-то не хотелось говорить о сложных материях, хотелось просто побыть вместе. И еще, в силу настроения, выплакаться, покапризничать. Потому я вздохнула.
– Нормально. Да, нормально – читаю, разбираюсь, учусь. И еще сильно жду тебя назад. Давай, когда ты вернешься, мы проведем вместе целую неделю, ладно? Только ты и я. Чтобы тебя никто не отвлекал – без телефонов, без работы, без дел – ты отключишь внутренний «Реактороприемник» и…
Мой любимый мужчина ласково и чуть виновато улыбался.
– Ну, целую неделю не получится, но три дня, я думаю, выделить смогу. Съездим куда-нибудь…
– Неделю!
– Три дня.
– Пять!
– Торгуешься?
– Торгуюсь.
– Хм, и что ты можешь предложить?
– Себя! Всю себя – целиком. Товар хороший, редкий, ценный – можно сказать «уникальный».
– Уникальный, это точно, – плечи Дрейка тряслись от смеха. Он был красив, когда улыбался, – очень красив. – Ну, тогда ладно, беру! Не упускать же такую возможность? Хорошо, пять дней по возвращению – только ты и я, и никакого внутреннего «реактороприемника». Вот только…
Чего я никогда не любила, так это вот эти самые «вот только» – сразу же нахмурилась, приготовилась принять позу «руки в боки»:
– Что «только»?
– Вот только надеюсь, что к этому моменту Джон вернется в строй и начнет работать, как мой зам, а не как третьесортный, внезапно обленившийся дохляк с полным отсутствием внимания. Кстати, именно об этом я и хотел тебя спросить…
О-па! Попали… Мой наигранно-хмурый вид исчез, а его место на секунду занял вид очень даже виноватый.
Маску! Срочно на лицо маску!
«Угу, как будто она поможет…»
Только бы не проколоться.
– А причем здесь Джон?
Теперь в глазах Великого и Ужасного светилась такая здоровая хитринка (зловещей наружности), что становилось смешно и жутко.
– Причем здесь Джон? Давай поставим вопрос иначе – а не причем ли здесь ты?
– Я-я-я?!
– Ди!
Тишина, деревянный язык и круглые распахнутые глаза.
И чего я не смылась отсюда раньше? Зачем вообще сказала, что у меня есть время на диалог? У-у-у, сейчас меня возьмут за пятую точку…
– Повторю вопрос еще раз: скажи мне, пожалуйста, причастна ли ты каким-либо образом к тому, что Джон Сиблинг в последние дни несколько… рассеян? Он, знаешь ли, впервые за долгие годы перестал быть хорошим помощником и сделался обычным бесполезным… человеком. И это произошло в тот самый момент, когда я посоветовал тебе «найти занятие по душе» и развлечься. Нет ли здесь связи?
– Прямой… нет.
– А непрямая? – теперь вид «ух, я тебе!» и позу «руки в боки» принял Дрейк. И почему так изменчива жизнь? – Я жду ответа.
Что ему сказать? Выложить все начистоту? Обличить замешанных в процесс Эльконто, Логана и остальных? Признаться, что я занялась сводничеством? О, нет, сам Дрейк редко отвечал прямо и начистоту, и потому исключительной честности дождется едва ли.
– Я не делала его рассеянным.
– Ди…
– И вообще не лезла к нему.
Лезли Фурии.
Брови моего собеседника просели еще глубже к переносице.
– А что – Ди? Что сразу – Ди? Не мог, что ли, Джон сам вдруг измениться и перестать вести себя, как раньше?
– Не мог.
– Мало ли что у него случилось?
– У него никогда ничего не случается. Без чьей-либо помощи.
– А почему сразу – Ди? Мало ли кто ему мог помочь сделаться… рассеянным?
– Мне тут сложный Уровень выстраивать! Нужно держать контуры, работать со сложным типом энергии, быть предельно сосредоточенным, а помощник, которого я сегодня увидел, как будто вовсе и не был Джоном Сиблингом. Разве только внешне.
У-у-у, задница. Джон – предатель. Сам подставился и меня подставит… Не мог остаться сосредоточенным?
Внутри меня, однако, что-то ликовало – «Так тебе! Так тебе! Так!…»
– Так нет ли во всем этом твоей помощи?
Тишина.
Меня порвут на тряпочки.
– Ди?
На много-много тряпочек и лоскутков.
– А-у-у…
И засадят дома. Под арест. С каким-нибудь невыполнимым заданием на всю оставшуюся жизнь… А сам ведь сводничает в свободное от работы время! И в рабочее, помнится, тоже…
– Хочешь, чтобы я прочитал тебе лекцию на тему стыда?
Я выглядела, как заляпанный зеленкой ребенок, который сидел на ковре перед воспитательницей и продолжал клясться, что он «не помогал разрисовывать на стене траву…»
– …так вот, я прочитаю, если хочешь. Знаешь, что такое стыд? Это страх самого себя. Нежелание показывать себя другим в истинном свете, потому как в этом свете тебя не приемлет даже собственное нутро. И знаешь, что в конечном итоге происходит с человеком, который стыдится себя и своих поступков? Он начинает проживать жизнь в угоду другим людям: одеваться иначе (а что они скажут?), есть иначе (а вдруг меня сочтут свином?), говорить, двигаться, жить по-другому. И все для того, чтобы понравиться не себе, а кому-то. Лебезить, врать, изворачиваться, прогибаться, бесконечно ломать и менять собственное нутро, лишь бы ему всегда говорили «хороший». Пояснить, что происходит с подобной личностью в самом конце? От нее ничего не остается. Ничего своего – все чужое.
– Дрейк, я…
Вот же противный! Всегда найдет пробивающие в защите брешь слова.
– А что – Дрейк? Скажу больше: когда такому человеку удается уничтожить в себе «себя», он начинает этим гордиться – «у меня получилось!», – а после уничтожает других. «Как вы смеете быть собой? Кто вас таких будет любить? Меняйтесь, учитесь быть гибче, обтекаемее – лгите…»
– Дрейк!
– Продолжить?
Тон ехидный, глаза блестят, а на самом их дне засел триумф победы.
– Ладно-ладно! – черт, он был прав! Если уж кого-то в этой жизни и стыдиться, то уж точно не самого себя. Противный урок, но своевременный и нужный. – Да, я причастна к тому, что Джон изменился! Доволен?
И тишина. Я подумала, что тут же посыплется ворох новых вопросов – мол, поясни, расскажи детали – как, что, почему? – но их не последовало. Молчание и еще более хитрая улыбка на губах – у-у-у, непонятный человек!
