По крайней мере, не до того, как выяснит все, что нужно.
– Будешь вести себя тихо – поможешь мне.
«Помогу себе, когда прирежу тебя, как свинью», – чтобы переводить молнии, летящие из голубых глаз, переводчик не требовался.
– А будешь орать, грязно ругаться и выводить меня из себя… – от этих слов девчонка в кресле притихла и сжалась, – церемониться не стану. Выбор за тобой: либо я все делаю медленно и крайне болезненно, либо аккуратно и без боли. Ну что, убираю скотч? Готова разговаривать?
Во взгляде напротив мелькнула болезненная рябь, нехотя качнулась кончики пепельных волос. На секунду Сиблинга кольнула жалость.
– Мне потребуется день или около того. Объяснять, что именно я делаю, не буду, и спрашивать тоже не советую. Насиловать тебя не собираюсь, намеренно причинять боль тоже. Это понятно?
Лучше разложить некоторые вещи по полкам сейчас, нежели позже, – это спасет их от потери времени и нервов.
Яна молчала. Скотч с ее губ он содрал – на коже осталась красная полоса; бледные губы дрожали.
– Зачем?…
– Сказал же, не советую.
Она смотрела на него, как рыба, не мигая. И чувствовала себя тоже рыбой – выловленной, с только что вытащенным из горла крючком, готовой к потрошению. Сбывался ее худший кошмар – маньяк объявился вновь, маньяк поймал ее, маньяк привез к себе в квартиру… Лучше бы она вчера пригласила Виталика наверх, лучше бы прокувыркалась с ним ночь напролет, а утром они вышли бы вместе. И тогда ее, возможно, не посадили бы в машину – Узя бы защитил…
«Защитил бы, как же… Водитель такси тоже пытался».
Вдруг вспомнилась прошедшая сквозь стекло рука в перчатке – галлюцинация? Яну снова затошнило – болезненно и резко.
Почему она ненавидела собственную жизнь – за что, зачем? Как хорошо, оказывается, было просто жить в своей комнатушке, каждый день спокойно работать, зарабатывать свои «копейки», смотреть на лица посетителей – нормальных людей в нормальном мире. А теперь все ненормально. Ее руки привязаны к спинкам стульев, а те – ужас! – как будто приклеились по бокам к креслу – даже не движутся. Как такое возможно?
Мозг отказывался думать – булькал, как гнилое варево, кипел и смердел – ни одной дельной мысли. А мужик напротив все чего-то ждал. Чего?
Каська с трудом заставила себя взглянуть ему в лицо:
– Ты знаешь, что похитил меня?
– И что?
Голос спокойный, будто неживой.
– Тебя будут искать.
– Не будут.
– Меня будут…
– И тебя не будут – не переживай.
Ее пробила нервная дрожь.
«Он же сказал, что не будет насиловать? Не будет причинять боли?»
– Отпусти.
– Через сутки.
– Но мне на работу! Меня потеряют…
– Справятся.
Похититель неторопливо стянул с рук перчатки, бросил их на журнальный столик – потянулся к чемодану.
«Все, сейчас начнется».
– Меня уволят.
Она, кажется, пищала – умоляла, ныла, жаловалась, – а что делать?
– Найдешь другую работу. Или ты любишь эту – торговать пиццей? Это предел твоих мечтаний?
Еще в душевные беседы она с этим мудаком не вдавалась – не раскрывала перед ним душу. Какие у нее мечтания, какие цели? Ему никогда не узнать.
– Мне не на что жить! – вдруг взвизгнула Яна обиженно. – Это ты можешь заниматься… непонятно чем, а я должна зарабатывать!
– Заработаешь, – послышался невозмутимый ответ. – Перед тем как отпустить, я дам тебе денег.
Ей на ум неожиданно пришел фильм «Хостел» – черт, зачем она вообще решила сходить на него с Машкой и Колькой? – ночей после не спала. Да, там главного героя под конец отпустили тоже – с раздробленными коленями, с перерезанными ахиллесовыми жилыми – указали на дверь и сказали: «Иди». А он упал при первом же шаге – как хохотал маньяк! Хохотал, чтобы через пять минут вскрыть жертве садовыми ножницами грудную клетку.
«Не можешь? А я ведь был готов дать тебе денег на будущую счастливую жизнь…»
С перерезанным чем уползет из этой квартиры она? И уползет ли вообще?
– Не мучай меня, не пытай, пожалуйста…
Жгли веки злые и испуганные слезы; откинулась крышка у серебристого кейса – что в нем? Набор шил, скальпелей, ножей и тесаков?
«Никогда больше не пойду на фильмы про маньяков… Никогда».
– Я не буду тебя мучить.
Ну да, они все так говорят. А потом начинается карнавал воплощения сумасшедших желаний из сдвинутых мозгов.
– Зачем я тебе? Почему я? Не делай мне больно, пожалуйста…
– Просто сиди тихо. И все будет хорошо.
Когда мужские руки достали из чемодана прибор непонятного назначения, Яна в ужасе закрыла глаза.
С ней делали что-то непонятное: крепили к сгибам рук круглые присоски-датчики, направляли в лоб длинную серебристую антенну с шишечкой на конце, ходили вокруг кресла с пикающим счетчиком – что-то замеряли. Что?
Она сидела молча – не роптала, не причитала, не скулила. Не резали и не били – уже спасибо. Только боялась – боялась так, что не чувствовала собственного тела. Все думала, ну почему она не осталась этим утром дома – помогло бы? Спасла бы от незнакомца хлипкая дверь, уберегли бы стены и закрытые окна, защитил бы потолок? Ну, почему?… Почему она ничем не заболела, почему не взяла выходной?
Теперь заболеет. От стресса и нервов. Никогда не умела напиваться, но теперь напьется. Если выживет.
Изредка она рассматривала его – похитителя, нормального на вид мужчину. Нормального, если каким-то непостижимым образом забыть о том, что в голове его вместо мозгов – нет, не опилки, – но отдающая душком субстанция, вызывающая ненормальные желания и действия садистского характера? Иначе, зачем надевать ей на голову обруч, а после сидеть на диване с закрытыми глазами и… спать?
Он «спал» после каждого «замера». Может, не спал, но сидел неподвижно, прикрыв веки, и молчал. Иногда сидел по минуте, иногда по несколько, а в последний раз «куковал» без дела целых двадцать три минуты – перед ее лицом, будто в издевательскую насмешку, висели на стене часы.
Двадцать три минуты тишины и неподвижности – чем он занят? За это время Яна успела рассмотреть незнакомца во всех деталях: удивительно правильные, как у футболиста Бекхэма, черты лица: прямой нос, средние по ширине губы, фигурные брови. Глаза не большие и не маленькие, цвет – серо-зеленый. Волосы короткие, но не как у боксера, а, скорее, как у модели или у обросшего во время отпуска солдата. Штаны и куртка из одинакового материала – серого и шуршащего – «комбинезон робота Вертера» – так она его про себя прозвала. А вот ботинки совсем не как у робота – кожаные, отличного качества, стильные. Дорогие, итальянские, наверное.
