Ну и — но Джимми никогда бы не сказал это вслух — в счастливой жизни тоже были свои отрицательные стороны. Она казалась слишком пресной — для него, привыкшего зубами выгрызать себе лучшее место под солнцем! И по мере того, как F-80 становился все более послушным и «укрощенным», все более сильным становилось желание — нет, не безумного риска, а подтверждения, что ты не неудачник, не слабак, не размазня! Что ты будешь готов преодолеть вызов, брошенный тебе судьбой!
А открыть дорогу дьяволу? Джимми никогда не был особо религиозен. Но также был и далек от русского атеизма, предписывающего взрывать церкви и убивать священников. Ведь если о какой-то вещи говорят уже тысячелетия, явно не самые глупые люди, то наверное, она того стоит? Хотя мистер Шоу, уже упомянутый капеллан 35й истребительной, а одновременно и командир 39й эскадрильи
[47], подполковник, награжденный двумя Серебряными Звездами, говорил — если в городе над жителями есть шериф, то в мире над нами, русскими, британцами, гуннами, лягушатниками, макаронниками, маками, и кто там еще — нет никаких полицейских и судей! Что прекрасно, так как позволяет сильному взять свое. И справедливо, поскольку если кто-то владеет тем, что не может удержать, это высшая несправедливость и есть. В этом были, есть и будут причины всех войн, с библейских времен и до конца света. А Господь смотрит на это с высокой трибуны, и делает ставки на победителя!
Стив Белью — Степан Белов, когда-то учивший его, Джимми, русскому языку, был русским? Нет, он — гражданин Соединенных Штатов, вон у самого генерала Эйзенхауэра были немецкие корни, и что? И вообще, разве мало примеров, когда даже лучшие приятели бьют друг другу морды, а после снова дружат? Так что даже интересно, так ли русские хороши в бою?
Русские хорошо прикрывали свое корыто — парни из 8й эскадрильи тактической разведки (летали на тех же «Шутинг Старах», в разведывательной модификации RF-80A) докладывали о двух эсминцах эскорта, и истребительном патруле в воздухе, не менее шести Миг-15. Причем уже успели сбить одного разведчика, неосторожно приблизившегося к цели. Благо, была облачность — и разведчики объект не теряли, наблюдая издали. Скоро придет расплата — что могут сделать шесть русских истребителей против двух полных авиагрупп, шести эскадрилий? Правда, три из них были истребительно-бомбардировочными, 8й авиагруппы, не обученные вести воздушный бой. Но это были те же F-8 °C, быстрые и верткие, только несшие под крыльями по восемь 127мм ракет.
Шли рассредоточенным боевым порядком. 40я эскадрилья, двенадцать машин, умчалась вперед, группой «расчистки воздуха», чтобы снести русское прикрытие. За ней шла 39я эскадрилья (восемнадцать истребителей), тремя эшелонами по высоте, на десяти, двадцати и тридцати тысячах футов. Под ней, снизу прижимаясь к облакам, на высоте всего пять пятьсот, шли ударные, тремя волнами, все три эскадрильи 8й истребительно-бомбардировочной группы. И замыкала боевой порядок 41я истребительная, в которой был и Джимми.
Слой облаков начинался от шести тысяч футов. Довольно плотный — снизу не было видно, что творится наверху. Но при таком своем численном перевесе, ждать больших неприятностей не приходилось. Все задумывалось, как один короткий мощный удар — топим русскую лоханку, летим домой, не надо мечтать, что вы перебьете всех русских в воздухе, оставьте что-то и другим, ок? Так сказал Большой Чин на предполетном инструктаже.
Вдруг пропала радиосвязь, в наушниках был лишь треск и шипение. На резервной волне было то же самое. Джимми слышал, что русские применяли подобные штучки еще на той войне с гуннами, глуша передачи на чужой волне. Это было неприятно, но не могло сильно помешать — ведь разведчики из 8й эскадрильи успели дать координаты цели, уже достаточно близкие, чтобы русские успели выйти из этого квадрата моря необнаруженными.
И лишь когда сверху, через облака, посыпались первые огненные кометы сбитых, Джимми понял, что что-то пошло не так.
Подполковник Гриб Михаил Иванович, Герой Советского Союза, командир 6-го гвардейского истребительного полка ТОФ. Над Восточно-Китайским морем, 5 сентября 1950.
Прав оказался тот, из Конторы — на войну ехали, на войну и попали!
Сухопутные воевали еще с 27 августа, сразу как началось. Ну а мы, авиация флота, пока лишь бдили. В отличие от войны сорок пятого года, когда в воздухе драки с самураями начались задолго до объявления войны — здесь американцы вели себя в целом прилично, не буду отрицать. Ну и у нас приказ был — исключительно при нарушении, никаких атак над нейтральными водами!
Сидели мы на самом юге Кореи. На острове Ченгду аэродром подскока был, обычно там от нас тоже звено базировалось, редко эскадрилья. Летали над морем, обеспечивали ПВО флота и баз. За пять лет, как там Мао и Чан били друг друга, ощущение что «вот сейчас начнется» притупилось как-то. Дерутся там, «белые» и «красные» — а после нам политработники разъяснили, что Мао конечно «красный», но как китайский Троцкий, а потому мы к нему настороженно и не слишком помогаем. Вот товарищ Гао Ганн — это наш, как и корейские товарищи, их мы никому обижать не дадим! Так ведь и не трогал их никто!
И вдруг, завертелось! Сначала в Китае — знали мы, что такое атомная бомба, учебный фильм видели, и лекцию слушали — но когда нам сообщили, что американцы пытались такую же на Порт-Артур сбросить? У нас, есть грех, поначалу кое-кто даже не поверил, знакомым звонил туда, злостно пользуясь служебным положением — так было? А в ответ, с матюгами, мы тут чуть не сгорели все, весь город видел — зенитчикам спасибо! И политработники тут же — это оказывается, такая американская манера, даже без всякой войны, вот спор у вас с ними, так они вам по морде для сговорчивости, и продолжают разговор, искренне себя в войне с вами не считая. Так что, не лови ворон, и готовься ответить. А ответка будет — иначе они стопроцентно, еще раз попробуют!
Наши корабли в море мы прикрывали уже не раз. Но тут задача была особая. Какой-то пароход, курсом на юг, это в такое время и по сути, во вражеской зоне? В непосредственном сопровождении, два эсминца, а дальнее прикрытие, целых два крейсера и четыре эсминца, идут километрах в пятидесяти к западу — такое обычно конвоям придавалось, а не одиночным транспортам! Мы же должны прикрывать его непрерывно, вот до этой точки. А дальше что? И что там на этом корыте ценное такое? Но приказ — надо выполнять!
Мороки было! Пока у нашего берега, хватало — в воздухе четверку держать, остальные на земле, в готовности к взлету. А вдали, у «мигаря» продолжительность полета час с небольшим, и это если на крейсерском режиме, воздушный бой не вести — часто меняться приходилось! Теоретически, есть такой хитрый прием как дозаправка в воздухе — выдвигается штанга перед кабиной, и надо ей в конус, болтающийся перед тобой на конце шланга попасть, дальше автоматика сама шланг подключает, тебе лишь крантик открыть, и керосин в баки. Да только от винтов заправщика такая турбулентность, что даже четырехтонный «Миг» мотает, а как конус мечется, представьте сами — старлей Веткин из второй эскадрильи сказал, это как клизму дикой царапающейся кошке ставить!
[48] Тесновато на Ченгду, аэродром бывший японский, и подходы неудобные, там в центре острова гора, причем высокая, чуть меньше двух километров, вот представьте, как на посадку заходить? Но пришлось туда, всем полком. И целая эскадрилья в воздухе! Правда посчитали мы, что не так много и требуется — дважды всем перемениться, вот и конечная точка уже. А как наши назад пойдут?
