Раньше гиалуроновую кислоту добывали из куриных гребешков, то есть в кожу человека вводили чужеродный продукт. Это часто приводило к аллергическим реакциям иммунной системы с уродливыми проявлениями – воспаленными красными узловатыми прыщами и уплотнениями.
Сегодня гиалуронку производят при помощи биотехнологий; в процессе задействованы бактериальные культуры, под конец вещество очищают от всех белков, которые могут вызвать аллергию. Таким образом вещество становится очень хорошо переносимым. К тому же молекулы техническим образом связывают в сеть, чтобы они дольше оставались в тканях. Когда-то ткань переварит гель, и тогда надо подкалываться. А до тех пор он служит хранилищем жидкости и придает тканям эластичность и увлажненность.
Гиалуронка помогает также при лечении ран, свертывании крови, для привлечения целительных клеток и для стимуляции восстановления соединительной ткани – и именно благодаря этой способности она наряду с насыщением кожи со временем вызывает настоящее омоложение. Но и здесь надо знать меру: используйте гиалуроновую кислоту умеренно и относитесь к ее введению только как к «тонкой настройке», только так вы избежите печальных последствий.Если же вдруг что-то пошло не так, то на крайний случай гель с гиалуроновой кислотой можно растворить последующим введением одного фермента (лонгидаза), эффект наступит через несколько часов.
А вот неудачу с ботоксом не исправить: и придется на недели, а то и на месяцы примириться с нежелательными эффектами и побочными явлениями.
Мания красоты: на ложном пути
Когда человек молод и ему кажется, будто юность – это все и из этого всего красота – самое важное, социум начинает давить на него. Звезды и звездочки поют об этом с экрана, бульварная пресса подливает масла в огонь, и человек начинает верить, что после 40 женщину списывают со счетов. Стоит появиться первым морщинкам, как место перед камерой следует освободить, по крайней мере до тех пор, пока актриса не сможет блистать на экране в роли бабушки. Но даже бабушек нынче часто играют женщины, которые пока сами могут быть только матерями.
Это давление ощущают не только публичные люди. Безукоризненность – общая тенденция, и это ложный путь. Я сама не так давно видела одну известную актрису на сцене, где яркие лампы высвечивали все подкожные запасы гиалуроновой кислоты на ее лице: имплантированные румяные щечки, чересчур натянутая носогубная складка, искусственные горы, впадины, холмы и бугры. А на одной лекции по коррекции морщин за трибуной оратора стоял именитый заокеанский дерматолог, у которого было столько ботокса во лбу, что лоб сам по себе уже не держался, а чуть не заваливался ему на глаза. Чтобы нейтрализовать эффект, он еще и валики в брови накачал. Ну чисто неандерталец!
Таких примеров не счесть, но они ничего не объясняют. Вопрос остается. Зачем люди это делают? Или есть нечто, выходящее за рамки стремления к совершенству, нечто, что побуждает людей валом валить в салоны красоты?
Очевидно, да. Недавно ко мне на прием пришла новая пациентка с просьбой: не могла бы я быть так добра выровнять гиалуроновой кислотой небольшую (мне почти незаметную) асимметрию на губе. Она-де не хочет больше ни одного дня терпеть этот «изъян» на своем лице. Дама, совсем недавно переехавшая в Берлин, со всеми подробностями описала мне, как ее прежний, «поистине божественный» врач обрабатывал губу:
– Сюда, вот сюда он приставил шприц и – ах! – голос ее повысился до визга, и в нем слышалось ликующее блаженство, – затем он сделал это, он сделал укол!
Поскольку я интересуюсь психоанализом, я не могла удержаться от мысли, что эти уколы в губы казались ей невероятно восхитительным событием. Ее «ах!» и самозабвенное, с придыханием произнесенное «он сделал укол… вот сюда» привели меня к несколько сексологической мысли об отношениях между врачом и пациенткой. Действительно, в медицине красоты порой возникают парадоксально мазохистские ситуации: это и боль, и наслаждение, и подобострастная готовность отдаться мастеру шприца – скульптору и художнику, который создает что-то новое или, по крайней мере, устраняет досадный изъян. Врач, сулящий довести красоту до совершенства, остановить разрушительные процессы, уже даже не полубог в белом халате. Он бог!
В страхе перед старостью, в создании ботоксных масок и колбасных губ психоанализ усматривает некую форму защиты. Точнее, страха смерти. При этом мы начинаем стареть уже со своего первого вздоха и с каждым днем немного умираем. Как говорится, жизнь смертельно опасна и всегда заканчивается смертью. Мы же должны научиться примиряться с этим и наслаждаться жизнью, какой бы она ни была, вместе со всеми теми историями, что она пишет на нашем лице.
Татуировки, или Очень страшное кино
Давайте представим, что мы сидим на полу второго подземного этажа в нашем гараже. Вдруг потолок над нами прокалывает гигантская острая игла, и вниз плюхается черная краска. Потом еще и еще. Лишь через какое-то время это безобразие заканчивается, но мы еще долго слышим рокот, сотрясения поврежденной кожи, нас окружают боль и чужеродные ядовитые вещества. Куда ни кинь взгляд, всюду шмыгают нейротрансмиттеры воспалительных процессов: наш организм тут же распознал, что какое-то постороннее вредоносное вещество проникло через защитный барьер. Сюда вторглась краска, часть ее по пути зависла на несущих колоннах, часть прилипла к потолку, остальное расползается по изувеченным лимфатическим щелям. Местами даже пол пробит, и краска хлещет в третий подземный этаж – жировую ткань. Ну чисто преисподняя, как в кровожадных ужастиках, страшный сон.
Татуировка. Примерно так воспринимал бы ее обитатель здания нашей кожи, случись ему испытать такое несчастье.
Что делать с грудой ядовитого мусора? Вредные частицы чужеродных тел, пигменты, угрожающие раком или аллергией, консерванты и сильные яды – они всюду, спасения нет.
Базальная мембрана скоро заживет. Но поскольку она подверглась насилию, то, возможно, оказавшись в затруднительном положении, она образует рубец. То же происходит, если человеку разонравилась татуировка и он выводит ее лазером. И хотя сегодня техника на высоком уровне, на месте прежнего орнамента могут остаться некрасивые воспоминания: там, где когда-то была краска, будет красоваться рубцовая ткань, как белый призрак былой татуировки.
Внутри дермы команды уборщиков (фагоцитов) и наряды по вывозу мусора (лимфа) пытаются устранить ущерб и вынести сор. Иммунные клетки захватывают часть пигментов, и те навсегда залегают в дерме, как некий сверток с чужеродными материалами. Другая часть татуировочных красок уводится лимфой в надежде, что лимфатические узлы смогут что-то с этим сделать. Но и те, разумеется, не знают, как утилизировать ядовитый мусор. И поэтому они становятся своего рода могильником.
Последствия могут быть фатальными. Пострадавшие лимфатические узлы меняют окраску. Только специалист, который будет исследовать ткани под микроскопом, увидит разницу между татуированными лимфатическими узлами и метастазами черного рака кожи на узлах. Но прежде чем он вообще сможет исследовать ткани, потребуется оперативное вмешательство. 32-летняя американка из США заболела раком шейки матки. У нее были татуировки на обеих ногах. Для поиска метастаз применили медицинскую визуализацию, и она показала подозрительные лимфатические узлы в нижней части живота. На этом основании молодой женщине сделали радикальную операцию. Но оказалось, что изменения в лимфатических узлах были вызваны не метастазами рака, а татуировочным пигментом. То есть радикальная операция вовсе не требовалась.
