– Это и есть оракул? – я пихнула Крендина в бок.
Он не оборачиваясь, буркнул:
– Да хрен его знает, думаешь, я его хоть когда-нибудь видел?
Тем временем народ в зале заметно оживился. Оглянувшись по сторонам, я увидела, как охраняемые напротив арены гномами-стражниками сидения, наполняются худощавыми фигурами эльфов. Среди них мелькнули ветвистые рога на чучеле головы медведя.
– Владыка! Он пришел! – Не раздумывая, я спрыгнула со ступеней, кинулась к королевской ложе и тут же об этом пожалела. Меня оттерли, загородили проход и чуть не затоптали. Благословенная лапа Крендина сцапав за шиворот, как нашкодившего щенка втянула меня наверх и поставила рядом на безопасную ступеньку. Я благодарно ему улыбнулась, сообразив, что случайно избежала участи лягушки на скоростном шоссе.
– Сдурела, что ли? Мало того, что тебя к нему не пропустят, так ты туда еще и не дойдешь.
– Но мне нужно, чтобы он меня увидел! – я облизнулась и скривилась, ощутив на языке привкус крови. От бессилья искусав губы, я даже этого не заметила.
Гном рассудительно пожал плечами.
– Подождем! А там видно будет!
Махнув рукой, я стала, не отрываясь смотреть на Владыку, пытаясь включить свои новые способности и «телепнуть» ему пару приветственных фраз – бесполезно! Как ни старалась, толку – ноль! Не обращая ни на что внимания, он увлеченно разговаривал с низкорослым ярко-рыжим гномом в массивной короне.
Меж тем действо началось. Жрецы уселись позади старика. Из-под белоснежной накидки в руках второго появился инструмент, напоминающий маленькую арфу. Прижав его одной стороной к подбородку, он опустил голову и неспешно начал перебирать пальцами струны, рождая необычную красивую мелодию со странным, изломанным ритмом.
Секунду спустя в струнные переливы вплелся на удивление молодой и высокий голос оракула.
Солнце – пламенно-белый шар. Ангел раненый вышел к нам
И, вещая нам глас святой, указал на путь под горой.
Было трое лишь нас тогда. Стало ветрено. Вдруг гроза
Кошкой черной ворвалась в дом, ангел белым стал серебром.
Раскрылатился молний бег – было трое лишь человек.
Им в той долгой войне годин не добавилось бы седин.
И один на пути меж гор, позабыл про тот разговор.
Он сбежал на изломы скал, там и сгинул. Стал нем и стар.
Двое вышли из тех невзгод. Вечность помнит про тот поход.
Вечность знает про тень венца и хранит всю печаль отца.
Двое вышли из темных стран, двое вынесли горе ран.
Утешали друг другу боль, пили, ели глазную соль.
И один светлой птицей стал, он парит над простором скал.
Он поет о другом святом, тот, что был за любовь казнен.
За того, кто вознесся в свет, за кого плачет быль и бред.
Ангел вспомнился им во сне, в той заоблачной стороне.
Повелев им идти опять, за любовь – умирать!
Пророчество или, скорее, песня закончилась, но звуки струн еще несколько мгновений словно туманом окружали арену, пока не растаяли в звенящей тишине.
На площадку вышли еще два жреца. Их невысокий рост с лихвой компенсировали широченные плечи. Судя по всему – гномы. Молча подхватив, они поволокли старика за занавес. Народ отмер и в ожидании кровавого обряда зашумел.
Жрецы, сидевшие изваяниями, поднялись. Забрав из рук товарища «арфу», обнаженный по пояс жрец исчез за занавесом и вскоре, с каменным грохотом выкатил большой неровный диск, одну сторону которого скрывала темная ткань. Взгромоздив его на возвышение, он немного повозился, что-то щелкнуло, и круг остался стоять как влитой.
Снова исчезнув, он тут же появился, неся большой топор с широким, скошенным, словно у гильотины лезвием. Неторопливо подойдя к одиноко стоявшему товарищу, здоровяк что-то тихо сказал, всунул тому в руки оружие и, напоследок, сдернув с него балахон, вышел со сцены.
Наверно, чтобы плащик кровью не забрызгало.
Человек в маске остался один.
* * *
Хм, а ничего у жрецов фигуры! Даже жалко, что такая красота пропадет в этих пещерах.… Хотя, кто его знает, зачем им маски? Вдруг под ними они скрывают жуткие рожи мутантов?
Развлекая себя такими мыслями, я любовалась красивой фигурой стоявшего к нам спиною жреца, единственной одеждой которого были все те же белые бриджи.
В широком лезвии топора отразилось мерцающее пламя. Он широким шагом прошелся по арене, ловко вертя его в руках.
О, а спереди еще лучше! Просто не жертвоприношение, а мужской стриптиз.
Тьфу ты! Что за дурные мысли! Еще немного и гномами начну восхищаться! Ой, точно! Против природы не попрешь! Замуж тебе надо, Татьяна Батьковна…
Ну-ка, ну-ка? А что это там у нас?
На смуглой груди жреца, сосредоточенно крутящего топор, с левой стороны, внизу, белой полоской блеснул полумесяц шрама.
Ну и что? Может, он в детстве на забор упал? Или на меч? Шрам небольшой, длиной в палец. Бывает и хуже!
Только что-то не давало мне покоя. Словно я где-то такой уже видела! Будто….
Сердце прыгнуло мне в горло, мешая дышать.
Я вцепилась в руку ничего не понимающего Крендина так, что из-под ногтей брызнула кровь. Под его ошарашенным взглядом я отколола еще один номер! Засунув правую руку в вырез кофты, стала сосредоточенно исследовать шрам на груди оставшийся после обряда, при этом, не сводя лихорадочного взгляда с неспешно гуляющего по арене жреца.
– Эй, Тайна, тебе плохо? – Гном, решив воспользоваться моментом, уверенно положил на плечо руку. – А вообще, может, ну их, этих жрецов? Пойдем, я покажу тебе….
Что такого выдающегося он хотел мне показать, я не дослушала. Изучив отметину на груди, я, вцепилась в него двумя руками и захлебываясь эмоциями завопила.
– Это он! У него такой же шрам, как у меня! Это Велия! Я точно знаю, что это он!
Нетерпеливые вопли кровожадных гномов заглушили мой крик. Я дернулась к жрецу, но Крендин среагировал мгновенно. С усердием бультерьера вцепившись в меня, он с жаром зашептал:
– Ты с ума сошла? А если это не он?! Ты соображаешь, что хочешь сделать? Если ты снимешь маску со жреца, он тебя первую в капусту порубит! Должны быть еще какие-нибудь доказательства, кроме шрама!
Меж тем палач, поупражнявшись с топором, подошел к закрепленному кругу. Одно незаметное движение и веревки, удерживающие ткань, лопнули струнами. Она с тихим шелестом упала на каменный пол.
У меня вырвался дикий вопль, когда я увидела тех, кого должны были сегодня казнить. На каменном диске, распятые в виде звезд были прикованы цепями двое… Степан и Светка.
– Крендин, это мои друзья! Я должна их освободить! Я не могу позволить их убить.
