— Значит, — продолжает он, — ты через три года и гимназию окончишь?
— Это почему?
— Да потому, что ты в один год успеешь сказать то, что другие только в два года скажут. Значит, через три года всю эту премудрость и одолеешь.
Вот противный! Я надулась и замолчала.
— А интересно, который теперь час? — через секунду говорит он. — Будь, Мусенька, добра, посмотри, пожалуйста.
Ну, как на это не ответить? Я лениво так, будто нехотя, вынимаю часы:
— Половина четвертого, — отвечаю я таким тоном, будто я всю жизнь только то и делала, что на часы смотрела.
В это время тетя Лидуша начала рассказывать про все, что они видели в Швейцарии. Красиво там, видно, ужасно: горы высокие-превысокие, и даже летом на самых верхушках снег лежит; и громадные ледники. Тетя говорит, что если вскарабкаться совсем наверх, так они там особенно красивыми кажутся.
Вот тут уже я ровно ничего не понимаю. Во-первых, что может быть красивого в леднике
[19]? И во-вторых, что за глупая мысль устраивать их так высоко? В такую жару — a там настоящее пекло — изволь-ка, когда что понадобится, карабкаться в этакую высь! Времени сколько потеряешь, да и пока оттуда донесешь мороженое или крем, так они и растают. Или эти швейцары совсем-таки дурни, или я чего-нибудь да не поняла, a спрашивать не хотелось, еще опять противный Леонид Георгиевич на смех подымет.
К обеду пришли дядя Коля и Володя. Он все еще не в кадетской форме, наденет ее в следующую субботу и тогда явится во всей красе.
Тетя Лидуша привезла ему маленький фотографический аппаратик, только с собой его не захватила, потому что эту корзину с багажом не успели еще распаковать.
Хотя вся эта компания и сидела еще у нас, но в семь часов я все-таки отправилась к Любе. Там никого не было, кроме меня. Мы с Любой пошли в ее комнату. Не очень красивая. Там спит она и ее шестилетняя сестра Надя.
Игрушек у Любы совсем нет, кукол тоже, она говорит, что уж целых два года, как больше не играет, a ей теперь одиннадцать лет, она старше меня.
В соседней комнате спят ее оба брата, Саша, девяти лет, и пятилетний Коля.
Дети эти так себе, не особенно мне понравились. Саша каждую минуту из-за всего петушится и готов поссориться, a Надя ужасно кривляется, только малюська Коля миленький — толстый и большеглазый.
В чем я Любе страшно завидую — это, что ее держат как взрослую: она смотрит за младшими детьми, и если б вы знали, как они ее слушаются! Ужасно она с ними строго разговаривает. Она же садится за самовар, наливает чай, нарезает булки, накладывает варенье. У нее ключи от шкафа с печеньями, конфетами, наливками. И так это она аккуратно делает, прелесть! Если бы мне поручили шкаф со всякими вкусностями, я бы не утерпела, понемножку-понемножку то того, то другого пощипала бы, a она нет, ей это даже и в голову не приходит. Очень она хорошая девочка.
В половине десятого за мной прислали, и мамочка даже ничего не дала мне толком рассказать, живо-живо послала спать.
Батюшкины хитрости. — «Кумушки»
A батюшка-то наш хитрющий-прехитрющий. Вызвал меня вчера по Закону Божьему, я ему Иова
[20] с шиком отрапортовала, «двенадцать», конечно, поставил. Сегодня, не успел хитрюга этот в класс войти, как сейчас же:
— А ну-ка, чернокудрая Мусенька, может, сегодня соблаговолите мне что-нибудь про пророка Иону рассказать?
Хорошо, что я вчера урок все-таки выучила, а то бы скандал вышел. A он еще дразнится:
— И какой этот батюшка нехороший, второй день подряд бедную деточку мучает.
Опять «двенадцать» поставил. A Таньку Грачеву все же подцепил: ее тоже вчера вызывал, она и лапки сложила, да на сегодня книжки и не открывала.
— Слабо, Танюша, слабо, кралечка моя, — говорит. — В будущем на батюшкино добродушие не надейтесь, a чтобы этот прискорбный случай крепче в головке остался, мы для памяти в журнал «семерочку» поставим. Нечего делать, видно, придется Татьянушку в третий раз побеспокоить, a то четвертная отметка неважная выйдет.
Страсть милый наш попинька, a Таньке — поделом.
Ермолаева нас на Законе тоже насмешила. Ответила батюшке новый урок, a потом он ее и спрашивает:
— Куда был послан пророк Иона проповедовать?
Она не знает, a соседка ее, Романова, шепчет:
— В чужие страны.
— По Туркестану, батюшка, — не дослышав толком, ляпает наша толстушка.
Батюшка рассмеялся, a про нас-то и говорить нечего.
— В другой раз, Лизочка, вы не верьте своим ушам, a верьте лучше глазам. Да в книжечку до урока загляните, a то уж больно новые вещи вы сообщаете — вот я живу-живу, a про это еще и не слыхивал.
Потом Ермолаевой проходу не давали, то одна, то другая пристает:
— Слушай, Ермолаша, a хорошо бы по примеру Ионы по Туркестану попутешествовать!
Но та и сама смеется. Ужасно она добродушный теленок, но пошалить иногда тоже умеет.
Вот на русском так у нас настоящий скандал приключился.
На четвертой и пятой скамейке сидят наши самые долговязые, да ленивые. Надежда Аркадьевна их «кумушками» называет, потому что они вечно трещат и о чем-то торгуются. Вот кумушки-то и влетели.
Была диктовка. Мало того, что красавицы эти все время советовались да друг к другу в тетрадку заглядывали, — они лучше придумали: разыскали преспокойно в книге кусочек, что диктуют, да и списывают. Даже не слушали, прямо до конца все и списали, да на беду перестарались, одну фразу лишнюю и всадили.
Взяла Барбоска тетради, просматривает и говорит:
— Дети, разве я диктовала вам эту фразу? — уж не помню какую.
— Нет, — говорим.
— Так отчего же она у Марковой написана?
Маркова ни жива ни мертва стоит, как рак вареный красная. Барбос допрашивает, а она молчит, глазами хлопает.
Просматривает Ольга Викторовна другие листки, a у Липовской, Андреевой и Зубовой то же самое.
Тут за них и принялись. Четыре соседушки — «кумушки» и у всех-то одинаково — значит, друг у друга списали. Ну a первая-то откуда взяла?
Заглянула Барбоска в книгу, a фраза эта там целиком так и сидит. Влепили им преисправно по единице за диктовку и по «девятке» за поведение, да еще длиннющее замечание в дневник написали.
Вот Барбоска зла была! Да и Евгения Васильевна тоже, вся красная-красная. Они обе предобрые, шали́ сколько хочешь, никогда по-настоящему не рассердятся, так только, больше страху нагнать. Но за ложь обе просто из себя выходят, Женюрочка чуть не дрожит вся. Да оно и правда, ведь это уже не подсказка, a совсем гадость.
