«Господи! Что за бред она несёт! Какая вторая камера?!» – пан Вацлав постарался отвернуться к стене, но ему мешала вывешенная нога.
– Да подождите вы отворачиваться! Скажите лучше, меня вы тоже хотели пороть до полусмерти?
Вацлав Поспишил хранил гробовое молчание.
– Так почему вы остановили свой эксперимент, господин исследователь? Что побудило вас заорать в микрофон: «Тише ты, железная лапа!»?
– Твоё давление зашкаливало. Пульс был сумасшедший. Дыхание остановилось. Я решил…
– Что я умираю, да? – Верка рассмеялась, прикрыв покрасневшее лицо руками.
– Бедный, бедный пан Поспишил! Видно вы совсем заработались, если в сорок лет не отличили оргазма от обморока… Да я задыхалась от счастья, что вы смотрите на меня и желаете меня, дуралей! Пусть в извращённой форме, но я была в тот миг Ваша! Возбуждение гения электротехники передалось мне, как по проводу ток, поверьте!
Вацлав Поспишил прикрыл рукой глаза:
«Это просто трындец! Господи, дай мне силы смолчать! В шестнадцать лет иметь такую изуродованную психику! Люди – сволочи! Бедный ребёнок!»
– Значит, пожалели меня. А я вот вас, как видите нет… В момент наивысшего наслаждения я вспомнила, что вы отказались от меня. И вот вы здесь!
– Ты говоришь и рассуждаешь как взрослая женщина. Я и представить себе не мог, что ты…
– Что я такая распутная ведьма в мои шестнадцать лет? – усмехнулась Верка. – И способна любить, не обращая внимания на боль, да?
– Да. Так мыслить, любить и ненавидеть, – выдохнул Поспишил.
– Ну, от любви до ненависти – сами знаете… А Анечка, с которой вы разговаривали во сне, это видимо ваша Ундина-спасительница, да?
– Я не намерен с тобой это обсуждать.
– Жаль. Я хотела вам посоветовать жениться на ней. Она, конечно, немного простовата, но внешне хороша, да и жизнь вам спасла.
– Вот именно, что жизнь спасла. Ты же меня приговорила от своей великой любви!
– Ах, пан Вацлав. Мала я ещё. Но будь моя воля, я бы вас приковала к себе, и никуда не отпустила. Да окружающие не поймут, что в шестнадцать лет можно быть зрелой и рассудительной женщиной. Они не знают, каково это, расти в нищете без отца, имея в жизни одно подспорье – гордыню, да ум. Что горда непомерно, то, правда. Но ведь и умна! А вы разве не такой, пан Вацлав?
Он подозвал её к себе, обнял своей единственной здоровой рукой и усадил рядом.
– Такой, моя фурия. А теперь оденься, пожалуйста! И прости меня, если можешь.
В этот миг, расчувствовавшийся Поспишил, едва не дал маху, выложив истинную причину своего отказа. Но сдержался и сказал то, что от него желали услышать.
– Понимаешь, Пан Вацлав уже однажды погорел на наказании подставных «малолетних». Его выперли из депутатов, травили в газетах. А всё из-за плёнки с поркой девушки. Потому я не мог. Пойми ты, гордыня неуёмная! Не мог исполнить твою просьбу. Одевайся быстро!
Она оделась и села к нему на кровать.
– Что же нам делать, пан Вацлав?
– Пока, – не знаю. Учись! Вацлав Поспишил слово своё сдержит. Станете гордостью Словакии, будь уверенна! А тебя мне скоро придётся отправить в Москву.
– Зачем?
– А за тем, что по теории Комнина – Снопова есть особые люди, с квадратурой огненного Марса и планеты воды – Луны. Папку эту ты можешь найти в моём столе. Я распоряжусь, чтобы тебе открыли мой кабинет. Только смотри, никуда её не выноси! Запрёшь опять вот на этот ключ. О чём это я? – Ах да, итак, по этой самой теории Мануила есть особые люди…
– Избранные – то есть мы – три группы учеников, – продолжила за него Верка.
– Ну да. Так вот, они – потенциальные Нагвали, центры Силы группы магов. Кастанеду читала?
– Спрашиваете!
– Тогда, ещё проще. Анализируя случаи с подобными людьми в Древнем Риме во времена гонений на христиан и их казней, Мануил Первый Комнин, называя их «страстотерпцы», приходит к выводу, что творимые ими чудеса – есть результат вхождения в них Милости Божьей или Гнева Господня – в момент так называемой первой смерти.
– Обалдеть! Так вы не маньяк, пан Вацлав! – проговорила Божкова, прижимаясь губами к его щеке. – Вы – активатор магов.
– Ты всё поняла?!
– Что я Гнев Господень, а эти курицы – Милость божия? Обижаете! – самодовольно улыбнулась Верка. – И что, пан больше не будет наказывать такую сладкую девчонку? Неужели?!
– Не начинай, а то точно схлопочешь! Одна-то рука у меня пока здорова.
– Да я – с превеликим удовольствием! Всё, чего пан пожелает. Где угодно, хоть у пана на столе в кабинете. Только, чтобы никто моего унижения не видел. Иначе! – её глаза сверкнули адским огнём. – Ах, пан Поспишил, не я – а вы ребёнок! Не те книжки читаете. Разве вы не услышали? – Я вас заколдовала в момент оргазма, – наивысшего наслаждения! Как Григорий Распутин. Кого казнил, а кого исцелял в момент сладострастия. Мне не надо, ходить по ту сторону смерти, чтобы притянуть её. Потому, говорю в самом прямом смысле: «Если пану надо кого-то устранить, то пусть пан раздобудет фотографию этого человека и займётся со мной любовью – хочет с розгами, хочет без. Как пану будет угодно! Но, чтобы я достигла удовлетворения в его руках. И смею заверить вас, пан Поспишил, что, в момент нашего слияния в экстазе, я оторву жертве голову».
Через пару минут молчания она вновь заговорила:
– Отдайте мне эту вашу затею с детьми Гнева. Занимайтесь инициацией добрых дур. А получение звена тёмных магов, предоставьте мне. Я женщина и смогу гораздо быстрее вас добиться от девочек требуемых результатов. И ещё одно – женитесь на вашей спасительнице. Она мне не конкурент. Пусть живёт. А я… Я стану вашей страстью, болезнью. Но, я буду счастлива. И вы будете счастливы. Поверьте маленькой шестнадцатилетней ведьме. Только в колледж всегда приходите без неё. Никто не должен знать о моём унижении, ради вашего удовольствия. Тем более, ваша жена. Вы же не хотите её крови?! Выздоравливайте, пан Вацлав! Я вам помогу, и этих куриц заставлю вам помочь. Впрочем, они и так только о вас кудахтают. Их молитвами вы быстро поправитесь. А боль, – она на пользу.
– И последняя просьба. Там кое-кто взял за моду смеяться теперь надо мной и курицами. Мол: «Девочки для битья!» Чтобы я греха не натворила, а сами видите, я меры не знаю, велите этих весельчаков публично высечь. И моя гордость уснёт спокойно.
– Напиши фамилии и будь уверенна. Слово Поспишила, что возмездие за злорадство будет вдвойне более суровым.
– Верю. И ещё. Негоже мне под дудку москалей плясать. Пусть сами в колледж приезжают, если им Гнев Господень испытать на собственной шкуре хочется. От своего хозяина я никуда не поеду! – Верка наклонилась и поцеловала Вацлава в губы. – Я ему здесь нужна и сейчас. Я по жизни не верю в прекрасное далёко, пан Вацлав. Выздоравливайте!
