Поблагодарив подполковника, я, не теряя времени, принялся за составление прошения о предоставлении должности помощника бельгийского военного атташе в Москве и через три недели получил официальное уведомление об удовлетворении моей просьбы.
Наступили лихорадочные дни. Честно говоря, я не знал, с чего начать: то ли с теории, то ли с практики. Читать ли книги и справочники по Советскому Союзу, или шить меховую шубу на случай сибирских морозов?
И вообще, что брать с собой, имея в виду такие незнакомые мне понятия, как русская зима, гастрономы, рубли, несоизмеримость масштабности расстояний и образа жизни по сравнению с бельгийскими мерками. Между тем подполковник Колперт уехал на несколько дней в Москву, чтобы на месте ознакомиться с обстановкой своего будущего «хозяйства». Я с нетерпением ожидал его возвращения, чтобы посоветоваться, так сказать, со свежим «москвичом». Однако его впечатления от командировки внесли в мою душу больше сомнений, чем ясности. Впрочем, может быть, потому, что подробной беседы у нас не получилось — подполковник куда-то очень торопился, да и настроен он был весьма агрессивно. «Не знаю, что вам посоветовать, — ворчливо говорил он. — В магазинах не густо. Если не хотите тратить валюту, запасайтесь консервами до очередного отпуска… Я уже не говорю о носильных вещах и других предметах обихода. Цены в магазинах и на рынках «фантастические»… Короче говоря, в аэропорт я приехал экипированный не хуже, чем Амундсен накануне экспедиции на Северный полюс.
…«Каравелла», подпрыгнув, оторвалась от бетонной дорожки брюссельского аэродрома. Светило щедрое мартовское солнце. В салоне самолета, где мне было отведено место, находилось двенадцать пассажиров. Хорошо, что не тринадцать. Мне это число не нравилось. В общем-то я не суеверен, особенно, когда стою на земле, а вот в небе, рядом с Богом… За время работы в авиации пришлось видеть всякое. «А не так уж много летит желающих посетить Страну Советов», — подумал я. Неподалеку сидела симпатичная девушка, строгая и молчаливая. Она явно намекала своим поведением на то, что не желает ни с кем заводить знакомство. Наверное, сотрудница какого-нибудь советского учреждения в Брюсселе. Кстати, и подполковник Колперт говорил мне, что русские до удивительности нелюдимые и подозрительные люди. Я ошибся. Таинственная незнакомка оказалась новой стенографисткой бельгийского посольства в Москве Сильвией Стерке. Ей, между прочим, потом подложил большую свинью военный атташе, нет, не Кол-перт, а приехавший вместо него полковник Годе. Но об этом особый разговор… Никаких загадок не представляли двое веселых пассажиров, которые сразу же после взлета вытащили бутылку виски и начали к ней активно прикладываться. С каждым глотком лихие американцы становились все более шумливыми. К посадке в Варшаве они явно перебрали и смогли подняться со своих кресел только после третьей попытки. По сравнению с «Рыжим» они, конечно, были слабы. Я вспоминал о своем бывшем шефе с большой теплотой. Он дал отличную характеристику на меня начальнику разведуправления, с которым довелось побеседовать за день до отъезда в Москву.
— Желаю вам успехов на новом поприще. Надеюсь, что вы оправдаете наше доверие.
— Благодарю вас, господин генерал. Мне бы хотелось уточнить один деликатный вопрос, касающийся моей будущей работы.
— Да, пожалуйста.
— Я еду в Москву как помощник военного атташе или для другого дела?
— Нет, «делом» будет заниматься подполковник. Это его прямая обязанность. Ваша же задача — заниматься всей его канцелярией. Обрабатывать материалы, составлять отчеты, вести переписку. Не беспокойтесь, подполковнику даны подробные указания на ваш счет… В общем, в чужие дела не суйтесь, мой друг, хватит своих.
Начинало смеркаться. Самолет подлетел к Москве. Зажглись световые табло: «Пристегнуть ремни», «Не курить». На французском, английском и немецком языках стюардесса объявила, что температура в городе минус девять градусов. «Прохладно для конца марта», — подумал я. Через иллюминатор было видно, что на земле лежит снег. «Каравелла» побежала по обрамленной сигнальными огнями посадочной полосе, затем замедлила бег и начала подруливать к отведенному месту стоянки. Когда самолет остановился, я взял ручную кладь и пошел к выходу, где уже стояли два советских пограничника. Один из них взял мой паспорт, внимательно посмотрел на меня и знаком разрешил пройти. Спустившись по трапу и войдя в здание аэропорта, я столкнулся нос к носу с седовласым человеком, который внимательно смотрел на меня. Он заговорил по-французски:
— Месье Ван Энгеланд?
— Да, это я.
— Дюбюрк, из бельгийского посольства. Рад вас приветствовать. Машина ждет снаружи. Сейчас покончим с формальностями и поедем.
Встречавший меня оказался в «ранге» швейцара. Уже потом я узнал, что работники посольства, включая и самого посла, весьма недоброжелательно отнеслись к назначению военного атташе и его помощника, поскольку считали, что они причинят им дополнительные хлопоты. Поэтому на аэродром и послали швейцара…
На следующий день — это было 1 апреля — начался мой первый официальный день в бельгийском посольстве. Он целиком ушел на знакомство с сотрудниками, которые, разумеется, надавали мне сразу кучу «полезных» советов. Самый главный из них — не заводить несанкционированных знакомств с русскими и другими людьми из стран за «железным занавесом». Мне так и сказали: «Если вы хотите быстро получить обратный билет на самолет, вам достаточно показаться в обществе советских людей». Конечно, это предостережение касалось «чистых» дипломатов и других посольских сотрудников. Нам с Колпертом это, естественно, не грозило. Хотя докладывать о всех контактах с советскими гражданами нам тоже ставилось в обязанность. Тем не менее, мне не раз доводилось быть свидетелем неожиданных и досрочных отъездов моих бывших знакомых. Правда, как я уже заметил выше, есть категории дипломатов, которым не только не запрещается, а, наоборот, весьма рекомендуется заводить связи среди советских людей…
На дипломатических приемах и различных раутах по торжественным случаям они резко выделяются из многоликой массы гостей с микронной точностью подогнанными парадными мундирами, обилием аксельбантов, крестов и медалей и, естественно, бравой выправкой. Представители военных атташатов легко знакомятся, безбоязненно направо и налево раздают свои визитные карточки и вообще ведут себя, как простецкие «рубахи-парни», которые сразу же, без оглядки готовы отправиться хоть на край света с «приятным» собеседником…
В Большой Советской Энциклопедии на букву «А» написано просто, конкретно и ясно: «Атташе военные» военно-морские, военно-воздушные — должностные лица дипломатического представительства, представляющие соответствующие рода войск своей страны перед вооруженными силами государства пребывания и оказывающие помощь дипломатическому представителю по всем военным вопросам. По своему положению военные А. приравниваются к дипломатам, входят в состав дипломатического корпуса и пользуются дипломатическими привилегиями и иммунитетами».
Следовательно, «оказывающие помощь дипломатическому представителю». Посольство и другие дипломатические институты одной страны находятся на территории другой обычно до тех пор, пока отношения между этими государствами развиваются нормально. Они, эти отношения, могут быть более или менее дружественными, но, вероятно, исключением из правил является тот посол, который занимает сей высокий пост для того, чтобы специально портить установившееся дружеское «статус-кво». Более логично считать, что его основная функция — развитие и улучшение взаимопонимания между народами. Имеется в виду, что военные атташе — одни из важных помощников послов в этом деле. Но много ли они положили кирпичей в фундамент мира и дружбы? Этот вопрос я задавал себе не раз. И каждый раз отвечал кратко и категорично: нет! Конечно, они по-разному понимали и выполняли свои функции, но находились на одном корабле, курс которого прокладывали ЦРУ и РУМО. Военные атташе всех родов войск, их помощники и сотрудники стремились использовать любую возможность, чтобы попасть в районы расположения военных объектов и другие запретные зоны.
