Есть такая знаменитая улица, может быть, не очень красивая, но наверняка одна из самых зеленых и широких улиц итальянской столицы. Знаменита она тем, что здесь расположен шикарный особняк, который Бенито Муссолини в оные времена подарил своей любовнице Кларетте Петаччи, а после окончания войны в нем разместилось советское консульство. Имеется тут и небольшой скверик, великодушно названный Парком Паганини, хотя неизвестно, почему ему присвоили имя великого итальянского скрипача. Так он и называется:
Парк Паганини — с большой буквы. Но наша встреча с «Вестом» не здесь, потому что на противоположной стороне Номентаны, немного наискосок, — ворота нашего консульства…
На встречу я выезжаю в десять часов. Надо провериться, хотя мой зеленый «ситроен» — «лягушка», как его ласково называют римляне, — не редкость на улицах и благодаря стараниям моих итальянских друзей ходит под обычным римским номером. Но «наружка», то бишь наружное наблюдение местной контрразведки, время от времени сопровождает меня на предмет «профилактики». Я катаюсь по городу, заезжаю в супермаркет, где покупаю какую-нибудь ерунду по заданию жены, потом еду в старую часть Рима — там много узких переулков с поворотами, и автомобиль итальянской «наружки», если он крутится за тобой, легко обнаружить. Вроде все чисто. Есть еще один мною изобретенный и любопытный способ проверки. Выбираю широкую улицу и стараюсь ехать до ближайшего светофора так, чтобы попасть под желтый свет. Когда он переключается на красный, я рву из переднего ряда на полной скорости. Если никто не устремляется за мной — это еще одно подтверждение, что я чист. Итальянцы не любят платить штрафы, ну а мне в случае чего все компенсирует любимая редакция «Известий» или резидентура. Так, без хвоста, я подъезжаю к месту встречи, оставляю «ситроен» в укромном уголке, а сам иду не спеша пешочком еще метров восемьсот, с удовольствием вдыхая не очень загаженный здесь бензиновой гарью осенний воздух.
«Вест» сидел на скамейке с газетой «Аванти» в руках. По его горестно опущенным плечам я почувствовал, что случилось что-то неладное. Мы поздоровались, он обнял меня как-то по-отечески.
— Что-нибудь случилось, онореволе? (Так называют здесь членов парламента. — Л. К).
— Да, мой юный друг. К сожалению, случилось. Ты же знаешь, что меня одолевают всяческие хвори. Я практически не выходил из дома все это время, кроме визитов в клинику, разумеется. Посему ничего не принес тебе.
— Так чего же страшного, дорогой онореволе? Подождем, когда вы будете чувствовать себя получше, тем более что никаких экстраординарных событий на арене римского политического «Колизея» не происходит.
— Страшного вообще ничего нет в жизни, кроме смерти. А она, к сожалению, уже ходит за мной по пятам. Буду краток, мой юный друг. У меня обнаружили рак печени, и жить мне осталось от силы полгода. Это со всей откровенностью объявил старый друг, профессор-онколог. Мы всегда говорили друг другу только правду…
Я, наверное, сразу побледнел от неожиданной горестной вести. Мне так безумно жалко стало старика, что подступил комок к горлу. Агента нужно любить и беречь пуще глаза. Еще в разведшколе пенсионеры из внешней разведки, приезжавшие к нам на встречи, внушали одну и ту же заповедь: «Сам сгорай, а агента спасай». Я порывисто взял холодные тонкие руки «Веста» в свои.
— Онореволе, дорогой друг, может, это ошибка? Может, все обойдется?
— Нет, не ошибка. Подозрения существовали давно, но я все откладывал клиническое обследование. Не огорчайся, Леонида, — он грустно улыбнулся. — Надо быть философом. Еще великий Данте сказал, что «жизнь — это всего лишь быстрый бег к смерти». Да и потом, нужно ли ее бояться, старуху с косой? Кстати, еще один наш классик, но уже более современный, Джакомо Леопарди, успокоил человечество весьма кратким афоризмом: «Только два прекрасных момента существует в жизни — любовь и смерть». Любовь прошла, а вот перед смертью хотелось бы что-нибудь сделать для вас значительное…
— Простите, онореволе, — решил и я блеснуть своей эрудицией, — а вот я почему-то вспомнил старого циника Ницше. Он говорил, что «каждый день своей жизни нужно воспринимать так, как будто бы он первый и последний…»
— Ницше был гениальным философом. Так вот, слушай меня внимательно. В молодые годы я довольно долго жил в Испании и там познакомился с неким Франко Баамонде Франсиско. Он немного был постарше меня. Нас сблизили социалистические идеи, и вскоре знакомство переросло в крепкую и пылкую дружбу, ну, как у ваших Герцена с Огаревым. А потом я уехал, но дружба сохранилась. Сегодня он враг испанского народа, предатель и мой личный враг. Но он же не знает об этом, и если я появлюсь у него в гостях, он примет меня, как старого друга. Можно было бы для начала возобновить с ним переписку, где я представлюсь промышленником, ведь я на самом деле один из директоров крупной фирмы. Понимаешь, каудильо стал тормозом тех демократических процессов, которые назревают в родной и для меня Испании. Если бы не он, на Пиринеях давно бы была восстановлена республика и начался процесс борьбы за построение социализма… Короче. Я готов совершить акт возмездия. Для этого мне нужно особое оружие. Ну, например, специальная авторучка. Я тут видел по телевизору какую-то чепуху про Джеймса Бонда, ну, этого идиотского агента 007. Так вот, у него была стреляющая авторучка, понимаешь?
Моя челюсть непроизвольно упала до самого узелка галстука, который вдруг стал стягивать шею, как удавка у приговоренного к повешению. Я тупо уставился на «Веста»:
— Вы серьезно, онореволе?
— Более чем. Моя смерть не будет бесполезной! Ведь понесли же наказание Гитлер, Муссолини, их коллеги-преступники, включая и японцев. Почему же Франко должен выйти сухим из воды? Ведь вы же не считаете, я надеюсь, его другом Советского Союза?
— Конечно же, нет, онореволе! Но надо все тщательно продумать, нужно время…
— Согласен, мой друг, но надо спешить, если эта идея всем подходит. Мои силы тают с каждым днем. Когда встретимся?
— Через неделю на этом же месте. В полдень.
— Договорились…
Мы расцеловались. Глаза «Веста» горели каким-то лихорадочным огнем. Он ушел первым шаркающей, старческой походкой. Бывалый конспиратор тоже прятал свою «Альфа-Ромео» где-то за углом.
…Челюсть резидента тоже наподобие моей упала на узелок галстука, когда я доложил ему о предложении «Веста».
— Мой дорогой, а старик случайно не рехнулся? Вы не заметили странностей в его поведении?
— Нет, шеф. Он вел себя спокойно, говорил логично, с большой убежденностью и верой в правоту своего дела.
— Надо срочно дать информацию в Центр. Ты когда назначил ему очередную встречу?
— Через неделю на том же месте, в то же время.
— Правильно… Хотя место встречи и время надо было изменить. Впрочем, не это самое главное. Не сочтут ли нас с тобой сумасшедшими там, в Центре?
…Ответ из Центра пришел через четыре дня. Резидент срочно вызвал меня к себе из корпункта условным телефонным звонком из нашего посольства. В своей каморке в резидентуре, защищенной от любых подслушиваний, где помещались только стол шефа и несколько стульев, он показался мне необычно серьезным и торжественным.
