Но я пошел. Было много народу и полиции. Я не стал подходить близко к месту траурного действа. А так, издалека, снял шляпу и поклонился низко до земли тому, кто был «Вестом». Защемило сердце. Я любил старика. Он чем-то напоминал мне моего отца, какой-то внутренней черточкой характера. Ну, а дело закрыли. О нем больше никто не вспоминал.
И вот сейчас думаю: может быть, я действительно струсил тогда? Но в общем-то я не трус. И в автомобильных авариях побывал, и стреляли в меня, и «наружка» хватала за задницу, и несколько раз собирал чемоданы, чтобы смотаться из Италии, ибо новый агент вел себя как «подстава» контрразведки. Нет, не трус. Но, может быть, подсознательно сработала вдолбленная в далеком детстве бабкой Авдотьей, постоянно таскавшей меня в церковь, заповедь «не убий». Я ее запомнил из всех других заповедей на всю жизнь, забыв о некоторых других.
А теперь перенесемся в год 1969-й… Я возвратился из Италии в Москву, и Первое главное управление КГБ оставило меня под «крышей» газеты «Известия» как перспективного «журналиста». Новый главный редактор газеты Лев Николаевич Толкунов, побывавший у меня в гостях на Апеннинах и даже написавший совместно со мной три больших очерка об итальянских делах, очень благоволит к бывшему собкору и даже назначает его заместителем редактора газеты по иностранному отделу. Но «контора» очень мешает мне работать. Я веду номер, а мне звонит шеф Пятого отдела или его заместитель и требует немедленно прибыть в «Детский мир», ибо пришла из Италии очередная шифроабракадабра, в которой никто не может разобраться. Или следует безоговорочное указание: немедленно на партсобрание отдела, или еще что… Ну, кому объяснишь, что ты подневольный кагэбешник, должен подчиняться приказу, хотя горит международная полоса. Я издергался вконец. Но кому пожалуешься?
Сижу однажды в кабинете, правлю очередную статью какого-то собственного корреспондента. Звонок по внутреннему телефону. Говорит помощник главного, мой друг, покойный Коля Иванов: «Леня, зайди срочно ко Льву Николаевичу». Вхожу в кабинет, Толкунов выходит, прихрамывая, из-за необъятного стола и садится напротив меня за длинную «заседа-тельницу» для членов редколлегии.
— Леонид Сергеевич, как у тебя (наедине он со мной на «ты») с французским?
— Это был мой основной язык в институте внешней торговли. В принципе, говорю, читаю, перевожу. Но итальянский знаю лучше.
— Итальянский не надо. Поедешь со мной в Женеву на международный симпозиум по средствам массовой информации?
— С удовольствием, но…
— «Но» уже устроено, через Международный отдел ЦК.
…Мы со Львом Николаевичем в Женеве. Я не буду рассказывать о симпозиуме, ибо это было очень скучно. Моя роль свелась к тому, что я с хорошим прононсом зачитал по бумажке какое-то заявление на французском языке, которое составили для Толкунова в Международном отделе ЦК. А потом были разные визиты. Один из них организовал я. Мы пошли в гости к местному заместителю резидента советской разведки, с которым я работал в Риме. Прием был по-западному скромным — с обилием выпивки и минимумом закусок. Льву Николаевичу мой коллега явно не понравился.
— Тусклый какой-то человечек и, видимо, очень жадный, — говорил он мне, когда мы прогуливались близ Женевского озера. — У вас все в КГБ такие жмоты?
— Нет, Лев Николаевич. Он просто очень изменился с римских времен. Видимо, здесь жизнь дороже, а денег платят меньше.
— Слушай, Леонид, — вдруг переменил тему главный, — а тебе не надоела твоя «контора»? Ведь ты же способный журналист, и мне докладывали, как тебя дергают с Дзержинки. Мотай-ка ты оттуда, пока не поздно…
— Лев Николаевич, скажу тебе честно, как на духу. Из «конторы» уходят лишь двумя путями: или в наручниках, или ногами вперед.
— Есть третий путь. О нем я скажу тебе в Москве.
— И потом у меня патологическая склонность к авантюризму.
— Вот это другое дело, — оживился Лев Николаевич. — Раз ты такой Джеймс Бонд, то слушай. Меня попросили некоторые ответственные круги в ЦК найти толкового журналиста, чтобы он смог выбить себе визу в Испанию. Франко уходит с политической арены, в стране нарастает демократическое движение, хотя неизвестно, кто придет к власти. Нам нужно знать объективную обстановку. Ты мог бы взяться за эту миссию?
— Мог бы.
— Вот так сразу?
— Да, Лев Николаевич. Но для этого мне нужно слетать в Рим. Там работает один ответственный человек из испанского посольства.
— Кто же он?
— Заместитель консула. А вообще-то профессионал из испанской разведки. Мы с ним очень дружили. Он любил водку и антисоветские анекдоты, а я херес и испанские песни, которые он классно исполнял с гитарой в руках. Но мы сразу же поняли друг друга и не стали приставать со взаимными нескромными предложениями. Просто дружили. Даже семьями.
— Когда ты можешь вылететь в Рим?
— Хоть завтра, если мне оформят визу и дадут денег.
Лев Николаевич все устроил. Из Женевы я вылетел в Рим. Мой давний друг — испанский замконсула — встретил меня с распростертыми объятиями.
— Амиго Колосов, какими судьбами?
— Обычными. Ведь все дороги ведут в Рим.
— Тебе что-нибудь здесь нужно?
— Да. Мне необходимо получить визу в Испанию. Можно это?
— Нельзя. У нас же нет дипломатических отношений. А зачем тебе нужно в Испанию, что ты там забыл?
— Есть идея установить с твоей родиной дипломатические отношения. Для этого я встречусь с разными людьми и напишу серию доброжелательных очерков об Испании, которые обязательно будут опубликованы в «Известиях».
Мой знакомый ничего не ответил и пригласил меня в ресторан отобедать. Я сказал, что это я приглашаю его отобедать в самое шикарное — знал я такое — римское заведение. После застолья, когда мы прощались, испанский коллега промолвил, положив мне руки на плечи:
— Хорошо, Леон. Я тебе верю. Завтра приходи с шестью фотографиями. Заполнишь документы, и я попробую закрутить это дело. Каудильо действительно стал слаб.
Мой доклад Толкунову после недельной командировки в Рим не вызвал никакой бурной реакции. Шеф (любимый, кстати, шеф) был очень спокойным человеком. Он улыбнулся своей обаятельно-хитрой улыбкой:
— Хорошо, Леонид Сергеевич. Посмотрим, что получится, а пока иди спокойно работать и держи язык за зубами, особенно в своей «конторе».
…А через девять месяцев из Франции пришла телеграмма о том, что спецкору «Известий» господину Колосову следует срочно вылетать в Париж, явиться в испанское посольство и получить визу сроком на месяц для журналистской поездки по Испании. Тут уж забегал сам Лев Николаевич. «Леонид Сергеевич, я тебя освобождаю от всей работы в редакции. «Контору» тоже можешь не посещать. Через час мы едем на прием к Борису Николаевичу Пономареву (секретарь ЦК КПСС, заведующий Международным отделом. — Л. К.). Затем у тебя сегодня же визит к заведующему первым Европейским отделом МИДа Ковалеву, который даст тебе ряд инструкций, а на послезавтра мы планируем твой вылет».
