И так как на данном этапе это было делом довольно бессмысленным, он вскоре стал думать о чем-то другом, отметив все же про себя двух-трех однокурсников, которые явно были «оттуда»: пухленького, лет сорока шатена с серыми глазами, высокого брюнета, с большим, тонким, похожим на ручку от бритвы носом — ему тоже было явно за сорок и держался он с подчеркнуто армейской выправкой.
Потом он вскипятил себе чашку черного, почти без сахара кофе и, удобно устроившись в кресле, придвинутом к окну, полистал свежие газеты, отметив про себя пару интересных для его работы событий и имен, затем раскрыл толстый массивный том китайско-английского словаря и погрузился в хитрую, непостижимо запутанную для европейца вязь иероглифов. Так он работал, не зажигая света, пока не стемнело.
В шесть вечера, одев темный плащ, он направился в кинотеатр «Одеон». По дороге «проверился». Сзади никого не было. Гордон шагнул в переулок и открыл дверцу стоявшей здесь будки телефона-автомата. Как и во всех будках Лондона, на специальной полочке стояли четыре тома телефонного справочника. Вытерев платком мокрое от дождя лицо, он снял с полки третий том, быстро перелистал, задержавшись на П7-й странице. Самая нижняя фамилия на этой странице была слегка подчеркнута ногтем, что означало: Патрик или другой неизвестный ему коллега благополучно изъял из тайника донесение.
Фильм оказался довольно нудным. Не высидев до конца, Гордон вернулся домой и лег спать… Так и потянулись дни его вторичной «студенческой» жизни. Солнечные и пасмурные, забитые до отказа лекциями, сидением в университетской библиотеке или неожиданно свободные от всяких дел, но по большей части скучновато однообразные, лишенные каких-либо ярких событий. Для Лонсдейла задача конкретно формулировалась так: выяснить, кто из студентов школы африканистики и востоковедения — сотрудники специальной школы, по возможности установить, какой именно службы, получить их анкетные данные, изучить личные качества.
На быстрый успех он не рассчитывал, так как знал, что англичане редко идут на сближение с людьми чужого круга, особенно с иностранцами. Оставалось только набраться терпения и уповать на «его величество случай», который, как известно, чаще всего приходит к тем, кто его заранее подготовил и умеет ждать…
* * *
Он встал в семь утра — достаточно поздно по английским понятиям, несколько минут делал «статическую зарядку» — этого вполне хватало, чтобы держать себя в форме, принимал холодную ванну и, проглотив, стоя, поскольку в его кухне нельзя было поместить даже табуретку, пару бутербродов или тарелку овсянки (тогда он еще не знал, что четыре года подряд будет питаться только овсянкой, составляющей основу рациона в тюрьмах Ее Величества), садился за карточки, на которых были выписаны китайские иероглифы. Час-полтора он занимался грамматикой, просматривал конспекты и без пятнадцати десять шел в университет. Лекции занимали время до обеда. Потом он обедал в университетской столовой. Цены в ней, как и качество блюд, были удивительно низкими. Он попытался было перейти на вегетарианский стол, который готовили специально для студентов-индусов, но быстро понял, что такая пища не для него… В конце концов он решил проводить время обеденного перерыва в так называемой «младшей общей комнате», где был небольшой буфет с чаем и печеньем, читая газеты или играя в китайские шахматы.
Лекции после обеда бывали нечасто. Обычно в три часа он уже выходил из университета и мог заниматься своими прямыми обязанностями. На первых порах это было изучение города и обстановки в нем.
Что касается непосредственного задания, то тут он шел к цели шагами, которые нельзя было назвать семимильными. Лишь на пятый день занятий Гордон впервые получил возможность познакомиться со своими однокурсниками. Познакомиться — и не более того!
В перерыве между лекциями, когда все вышли в коридор — длинную, освещенную люминесцентными лампами щель между двумя грубо оштукатуренными, выкрашенными светлой краской стенами — Гордон оказался рядом с высоким парнем, одетым в твидовый пиджак и светло-серые брюки. Его одежда говорила о том, что парень мог быть либо американцем, либо канадцем.
— Вы не американец случайно? — как бы невзначай бросил Лонсдейл.
— Слава Богу, пока нет, — ответил тот, довольно агрессивно окидывая его взглядом. По тому, как парень проглотил букву «р», слегка при этом «окая», Лонсдейл легко определил, что это либо канадец, либо житель Новой Англии — северо-восточного уголка США, граничащего с Канадой.
— Вот и отлично. Я тоже канадец, — сказал, примирительно улыбнувшись, Лонсдейл. — Из Ванкувера. Вы, видимо, с востока?
— Совершенно верно. Из Оттавы. Том Поуп. — Он протянул руку.
Знакомство, как говорят в Англии, «сломало лед», и вскоре Лонсдейл пожал руку еще нескольким стоящим рядом с ними англичанам. Разговор незаметно перешел на тему о том, почему они решили изучать китайский язык. Говорили, разумеется, всякое… Что касается Лонсдейла, то он объяснил, что изучает язык в надежде получить выгодную работу в одной из канадских фирм, торгующих с Китаем.
— Видимо, это будет хороший бизнес, раз вы решили на три года погрузиться в «китайскую тушь?»— с доброжелательной улыбкой спросил Том Поуп.
— Да, да, — поспешил согласиться Лонсдейл. — В данном случае цель вполне оправдывает средства…
О том, каким будет бизнес, на какие средства он собирается жить в Англии, никто его не спрашивал. Подобные вопросы считались недопустимо неприличными. Во всяком случае, за восемь лет его «английской жизни» никто этим так и не поинтересовался.
Вечером, листая сделанные на первых лекциях записи, Гордон мысленно прошелся по аудитории, перебрав, стол за столом, всех пятнадцать своих однокурсников. Для начала он разбил их на три группы: иностранцы — канадский дипломат Томас Поуп, американец Клейтон Бредт, дипломат из Израиля Цвий Кедар и он сам — бизнесмен из Канады Гордон Лонсдейл. Во вторую группу вошли «черные пиджаки» — лица в чиновничьей форме. Скорее всего, это были сотрудники военной разведки и контрразведки. Было известно, что именно такое партикулярное платье носят английские офицеры. Третья группа — это были те, кто выдавал себя за сотрудников Форейн офис, что также было довольно известной традицией Сикрет интеллидженс сервис, как официально именуется английская политическая разведка.
Ему уже было ясно, что ни Поуп, ни американец не имеют никакого отношения к секретной службе. Иное дело — израильтянин. Интуиция подсказала Гордону, что он не тот, за которого выдает себя. «Надо будет сойтись с ним поближе, — подумал он, поднимаясь, чтобы приготовить себе ужин. — Явно интересный парень».
Кедар оказался весьма общительным человеком и охотно согласился на приглашение Лонсдейла позаниматься вместе.
Жил он недалеко от Гордона и в этот же вечер нанес ему визит. Они выпили по рюмке вермута и, прежде чем погрузиться в таинства древних китайских иероглифов, как и полагалось по всем английским традициям, несколько минут беседовали о всякой всячине.
— У вас чудесный вид из окна.
