– Ты меня не узнаешь? – улыбнулась Изабелла, садясь прямо на кровать.
Можер наконец обрел дар речи:
– Если бы я не знал, что ты сестра Моника, то сказал бы, что мне явилась сама Грация – одна из дочерей Зевса и Геры.
Она засмеялась, кокетливо повела плечами.
– Тебе нравится мой наряд?
– Еще спрашиваешь, искусительница! Но как идет тебе это платье! Ты в нем прекрасна! А впрочем, совсем без платья еще лучше.
Изабелла стыдливо потупила взор. Потом спросила:
– Тебе не холодно? Ведь покрывало теперь одно.
– Покрывало?.. – машинально пробормотал Можер, не сводя с нее глаз. И вдруг слегка повысил голос: – Чего ради ты этак вырядилась? Зачем сняла монашеское платье и облачилась в мирское? Разве вашим уставом это не запрещено?
Изабелла виновато улыбнулась:
– Я сделала это ради тебя. Думала, тебе понравится. Но, если хочешь, я его сниму и надену свое…
– Где ты его взяла? И зачем тебя звал король?
– Это он подарил мне платье.
– За этим и звал?
– Не только. Еще он сказал, что я… – она помедлила, задумавшись на мгновение и играя пальцами рук на коленях, и продолжила: – …Что мне не следует покидать тебя, во всяком случае, надолго. Он доверил мне заботу о сыне герцога Ричарда и пообещал, что голову мне снимет, если с ним что-то случится.
– Так и сказал? – рассмеялся Можер.
– Теперь мне от тебя нельзя и шагу.
– Черт возьми, знаешь, девочка, я этому рад. Ведь я подумал как раз наоборот и уже представил, как мне будет плохо без тебя.
Лицо Изабеллы озарилось счастливой улыбкой:
– Значит, ты думал обо мне?
– Ну что ты, – с придворной манерой лукавить ответил нормандец, – я думал о том, как мы бились с сарацинами.
У нее потух взгляд. Она опустила голову и, уже рассеянно слушая Можера, безмолвно уставилась на свои ладони поверх колен – безжизненные, бескровные, показавшиеся ей ненужными. А ведь она совсем иначе представляла себе эту их встречу. С присущей ей наивностью, она полагала, что как только восхищение ее нарядом пройдет, он скажет, что думал о ней и ждал ее. Она хотела еще раз поцеловать его, а в ответ услышать ласковые слова и, быть может, даже признание в любви… Но ничего этого не произошло, и Изабелла почувствовала вдруг, что не нужна ему. Ведь он не ждал и даже не думал о ней… А она так мечтала об этом, так торопилась, чтобы снова увидеть его, быть рядом!.. Ей бросилось в глаза новое платье, носки башмаков из-под него. И вдруг все это показалось ненужным, смешным, просто отвратительным!..
Она быстро поднялась с кровати.
– Мне нужно выйти.
– Зачем? – удивился Можер. – Ведь ты только пришла.
Но она уже направилась к двери, обронив на ходу:
– Я вернусь.
– Когда?
Ответа Можер не услышал. Дверь за сестрой Моникой захлопнулась, наступила тишина.
И тут Изабелла дала волю слезам. Она плакала, прислонившись к одной из колонн, и казалась себе гадкой. Потом ей стало жалко себя, перед глазами вихрем пронеслись картины прошлого: печальное детство, путь в монастырь, первая встреча с нормандцем у ворот, разговор с настоятельницей, потом ее просьба скакать в Париж. И дальше: телеги в крови и в них люди, она слушает сбивчивый рассказ сестер, следом Можер, лестница, его покои… и эта дивная ночь, а за нею утро! И во что все это превратилось? Она, оказывается, ему безразлична. А она-то, как дура, думала, нашла свою любовь… Да еще вырядилась в это дурацкое, никому не нужное платье!..
Вскрикнув, Изабелла рванулась с места и бросилась бежать по коридору.
Неожиданно она остановилась. Куда же теперь? Что делать? Ответ нашелся тут же: прежде всего, скинуть с себя это платье; оно жгло огнем, душило, вызывало в ней омерзение. Вернувшись туда, где его надела, она, к удивлению кастеляна, вновь обрядилась в свое монашеское одеяние и отправилась обратно. Дойдя до зала, откуда шел поворот к комнате Можера, она приостановилась было, но тут же решительно пошла дальше вдоль галереи, потом по лестнице сбежала вниз и вскоре была уже в лазарете.
Сестры, ликуя, окружили ее и тотчас засыпали вопросами: где была, как спала, как чувствует себя нормандец? Изабелла обрадовалась встрече, это отвлекло от невеселых дум. Обнаружив, что среди товарок нет сестры Терезы, ее приятельницы, сестра Моника спросила о ней. Монахини захихикали и указали на одну из коек, рядом с которой сидела на стуле девушка в белом одеянии. Потом, объясняя свою веселость, сообщили, что их подруга очень привязалась к раненому священнику и прямо-таки не отходит от него. Кажется, он ей понравился. Сестра Моника выразила удивление: как же это? Ведь она приняла обряд посвящения от самого епископа! Дала обеты!
– Она уже готовится к расторжению этих обетов, – ответили монахини.
Мельком подумав о чем-то похожем на собственную историю, сестра Моника тихо пошла вдоль ряда коек, на которых лежали раненые. Все они были в повязках и под легкими одеялами. Одни спали, другие, тихо постанывая, пытались шевелить руками или ногами, третьи молча ласкали взглядами проходящую мимо них одну из сестер.
Подойдя к койке, на которой лежал с перебинтованной грудью монах, сестра Моника в нерешительности остановилась. Причина повышенного внимания подруги к раненому стала ясна: сестра Тереза внимательно слушала святого отца, а ее пальчики покоились в его ладони.
Рено сразу узнал, кто подошел, и с улыбкой произнес:
– А вот и наша отставшая от стада овечка.
Монахиня стремительно обернулась:
– Сестра Моника! Боже мой, как я рада тебя видеть!
И они обнялись. Перекинувшись несколькими общими фразами, обсудив состояние раненых и их предполагаемое окончание выздоровления, подруги повернулись к Рено. Обе, как по команде, уставились на стул. Но тут же решили проблему: он достался сестре Монике, а товарка присела на кровать.
– Ну, рассказывай, как твой нормандец? – загорелись глаза у сестры Терезы. – Поправляется?
– Вовсе он не мой, с чего ты взяла? – равнодушным тоном попыталась погасить интерес у подруги Изабелла, поведя при этом плечиками.
– Вот еще, кого ты хочешь обмануть! Нам все известно. Приходили слуги и рассказали, как ты пыталась в одиночку дотащить его до дворца, а там он упал, обессиленный от потери крови, и его принесли без сознания в комнату.
– В самом деле, так и было… – попыталась отвести взгляд в сторону Изабелла. – Мы остались вдвоем, господину графу стало плохо. Как мне было оставить его, вот я и помогла…
– Что не помешало тебе, однако же, остаться у него на всю ночь. И после этого говоришь, он не твой?
– Как ты узнала?
– Все уже знают.
