– Ну, хорошо… Нас интересуют ваши занятия Арканумом. Мы считаем, что вы уже достаточно много сделали по данной теме: учебник, словарь, готовите антологию литературы… но ваши углубления в так называемую арканумскую «Книгу Смерти» уже ни для науки, ни для литературы особого вклада не сделают. А вот для нас… для Службы безопасности они могут иметь свою ценность… Поэтому я с удовольствием хочу предложить вам стипендию, которую мы вам выделим на весь период ваших исследований по данной теме.
– Не понимаю, – удивился Ярош. – Я и без всякой стипендии над этим работаю.
– Конечно. Но вас отвлекают другие дела. Вы же не полностью отдаете себя «КаэС». Можно я буду ее называть именно так – «КаэС»?
– Можете называть ее как угодно.
– Прекрасно. Мы бы хотели вам помогать и держать под контролем все ваши исследования. То есть, проще говоря – опекать. Поскольку это все же стратегическая тема. Не хотелось бы, знаете ли, чтобы такое открытие… я имею в виду фактически бессмертие… чтобы такое открытие попало в руки наших врагов… И, наконец, разве вы не понимаете, что рано или поздно вами заинтересуются другие разведки. Мы бы хотели вас оградить от каких-то непредвиденных эксцессов. Со своей стороны мы готовы и помочь вам. В частности, можем вас ознакомить с трактатом Калькбреннера. Вы, наверное, слышали о нем? Да-да, не удивляйтесь, он у нас. Хотя я понимаю, это не первоисточник, над которым вы сейчас работаете, но все же…
– Видите ли, я занимаюсь литературой и рассматриваю «Книгу Смерти»…
– Простите, не могли бы вы употреблять «КаэС»? – засуетился эсбэушник. – Сделайте мне одолжение.
– Так вот, я рассматриваю «Книгу» исключительно, как литературное произведение. Меня не интересует, каким образом можно применять ее на практике.
– И вы правы. Практическая сторона дела – за нами. Но в свете сказанного, хотел бы вас спросить, как вы объясните фразу из «КаэС» о том, что нам подаются различные знаки… И это тянется веками… от создания мира… Но мы эти знаки не воспринимаем, не замечаем, не реагируем на них… И еще, вот я выписал: «Мы иногда разговариваем с животными, живущими с нами, но никогда не разговариваем с птицами, рыбами, змеями, пчелами, бабочками, цветами, деревьями… Хотя боги адресуют нам свои послания через все живое и неживое, даже посредством воды, огня и камней, подают нам сигналы с помощью звезд и облаков, дождя и ветра, грома и молнии… Откройте глаза и присмотритесь, насторожите уши и прислушайтесь, откройте сердца и внимайте, откройте души и возвысьтесь. Повсюду, куда ни посмотрите, везде, говорю вам, послания наших богов». Это так у Калькбреннера. А как в оригинале… в «КаэС»?
– После слов о том, что мы не разговариваем с другими животными, идут слова: «Научитесь любить их, как любите тех, кто рядом с вами, тогда откроют они вам свои тайны и просветят, и покажут путь. Будем готовы к их знакам, чтобы встретиться там, где маки цветут, под их тенью».
– Ага, так-так… В самом деле так, хотя и не совсем. Я, простите, схитрил и умышленно пропустил эти строки… У Калькбреннера немного иначе: «в тени маков». Что это значит? Как вы трактуете эти… м-м… советы? О каких знаках идет речь? И как можно встретиться в тени маков?
– Мне кажется, это похоже на заклинание. В заклинаниях вообще немало поэтических метафор и символики. Что касается маков, то это символ сна. Мы не знаем, какие маки росли в Аркануме – возможно, и огромные. Но упоминание о маках вполне закономерно, сон и смерть всегда в народном творчестве тесно переплетались.
В этот момент Ярош вспомнил о маках, которые видел у старика Милькера, маки, с которыми тот разговаривает… маки, которые отбрасывают тень… И маки – гашгаш – в «Книге Иблиса»… Есть ли здесь какая-то связь? Его раздумья прервал Кныш:
– Но здесь речь о знаках, распознав которые человек получит возможность черпать знания из предыдущих жизней и уверенность, что сможет прожить еще не одну жизнь. Только нам не дано прочесть эти знаки, а как пишется у Калькбреннера, «глаза ваши закрыты, а сердца заперты». Итак, вам известно, что австриец именно с целью облегчить распознавание этих знаков создал свою музыку. Наши сотрудники расшифровали эти ноты и даже устроили небольшой концерт на Кульпаркове для умалишенных. Мы решили провести эксперимент на больных, в надежде, что они, вспомнив свою предыдущую жизнь, исцелятся… Но… усилия были тщетными. Никаких результатов. Правда, одна женщина вдруг заговорила на испанском, к тому же на астурийском диалекте. Длилось это лишь несколько минут, мы успели записать ее на диктофон и позже прослушать. Я включу для вас.
Подполковник нажал кнопку на диктофоне, сначала доносились звуки танго, продолжалось это минуты три, а потом послышался короткий вскрик и чье-то всхлипывание, оно усиливалось, становясь все громче, пока не перешло в женский истерический крик, в котором можно было различить страх и отчаяние, женщина кричала неистово, как раненый зверь, что-то упало, разбилось, захлопало, затопало, через неразборчивые звуки отчаянного рыдания прорывались слова, их было немного, но они повторялись и повторялись: «amapolas en la sombra… amapolas en la sombra… amapolas en la sombra…» – и так раз двадцать, пока она не захлебнулась спазматическим плачем, который перешел во всхлипывания и стоны. Диктофон выключился.
– Знаете, что означают эти слова? – спросил Кныш.
– Сомбрэ – это тень, от этого слова происходит «сомбреро»…
– Прекрасно. А вместе будет «в тени маков»! – Кныш не мог скрыть своей радости, заметив, какое удивление вызвали его слова у профессора. – Вот видите – мы фактически уже сделали один шаг. Который, правда, пока никуда не привел. Калькбреннер пишет, что если человек перед смертью не слышал этой мелодии, то она никогда не повлияет на него в следующей жизни. Наверное, только эта женщина ее и слышала… скорее – не полностью… но маки… маки… Откуда ей известно о тени маков?.. И еще одно. Музыка, которую мы расшифровали, до боли похожа на одно танго. – Тут он посмотрел Ярошу в глаза, надеясь зафиксировать какую-то его реакцию, но профессор, казалось, витал в эмпиреях. Тень недовольства промелькнула на лице Кныша, но только на мгновение. – Вы, наверное, тоже узнали мелодию… Так называемое «Танго смерти». Оно звучало в Яновском концлагере, когда узников вели на расстрел. Есть несколько вариантов слов… В одном из них, что интересно, есть такой куплет:
А как не станет нас с тобой,
укроют пески тела,
встретимся там, где маки рекой,
там, где их тень легла.
Ярош, чтобы не выдать лишний раз свое удивление, снял очки и стал протирать их платком, делая вид, что это его мало интересует. Кныш смотрел на него, прищурившись, и ждал, он умел ждать, как лис, притаившийся в кустах, его глаза, уши и ноздри были наготове, казалось, что он слышит даже пульс Яроша, стук его сердца и движение крови.
– Пески упоминаются, между прочим, неспроста, ведь заключенных расстреливали именно на Песках в Лисинецком лесу. Между нами… – снизил голос Кныш, закуривая сигарету, – … так совпало, что я был в Стамбуле тогда же, когда и вы. – Ярош улыбнулся – как все банально и неинтересно… – В той же библиотеке. Ну, и слышал кое-что… Меня интересует, что вам удалось выяснить, когда вы осматривали «Книгу Иблиса».
