– Часовые не дремлют, – сказал Калликрат, присев на вязанку дров. Он обходил караулы, расставленные вокруг спартанского лагеря.
– Это хорошо, – промолвил Аристодем, очнувшись от задумчивости. – Враг совсем близко, поэтому нам надо быть начеку.
– Варвары ушли из святилища Андрократа, я посылал туда лазутчиков, – заметил Калликрат с недоумением в голосе. – Персы с таким трудом выбили оттуда телохранителей Павсания. И вдруг они сами покинули эту господствующую высоту. Почему?
– Ничего странного, – вздохнул Аристодем. – Поблизости нет ни одного источника воды, поэтому персам негде поить своих лошадей. Вот почему варвары отступили к Асопу.
– Павсаний должен отдать приказ о наступлении, – вырвалось у Калликрата. – Нужно отбросить персов от реки, это облегчит положение нашего войска. Если без пищи воины смогут продержаться несколько дней, то без воды им не выстоять и дня в такую жару!
Аристодем молча покивал головой, соглашаясь с Калликратом.
Вдруг из прохода между палатками вышел Амомфарет, на лице которого отражались досада и возмущение. Остановившись возле Аристодема и Калликрата, которые мигом вскочили на ноги, Амомфарет сердито выругался.
– Чем закончился совет? – нетерпеливо спросил Калликрат.
Амомфарет мрачно взглянул на него.
– Совет еще не завершился, но я ушел оттуда, поскольку не хочу принимать участия в постыдном голосовании.
Не вдаваясь в объяснения, Амомфарет направился к своей палатке с хмуро опущенной головой. Свой красный плащ Амомфарет держал в руке, не замечая, что его край волочится по земле.
Вскоре совещание у Павсания закончилось. Военачальники стали расходиться к своим отрядам.
Аристодем и Калликрат увидели Еврибиада, спешащего куда-то с озабоченным лицом. Они подозвали его к себе.
– Какое решение принял Павсаний? – спросил Аристодем.
– Завтра выступаем на Мардония? – с надеждой в голосе воскликнул Калликрат.
– Увы, друзья! – печально произнес Еврибиад. – Путем голосования военачальники постановили сегодня ночью оставить Асопскую гряду и скрытно от персов отступить к Платеям. В той местности протекает река Оэроя, она обеспечит наше войско водой. К тому же от Платей недалеко до горной дороги через Киферон, а это единственный путь для снабжения нашей армии провиантом.
– Как же так? – Калликрат не скрывал своего недовольства. – Спартанцы отступят, не отомстив персам за свою вчерашнюю неудачу! Это же постыдно!
– Союзники постановили отступать, Павсаний был вынужден подчиниться такому их решению, – сказал Еврибиад. – Лично я голосовал за немедленную битву с Мардонием, как и прочие спартанские военачальники. К сожалению, нас было меньшинство на совете.
Эллинские отряды стали готовиться к ночному маршу, стараясь производить как можно меньше шума, дабы персидские дозоры не заподозрили неладное. Первыми покинули стан коринфяне и пелопоннесцы, следом за ними выступили эвбейцы, мегарцы и эгинцы. Многие из эллинов не взяли с собой свои палатки, не желая обременять себя лишней кладью. Военные трубы молчали, все команды отдавались голосом. Никто не зажигал факелов, несмотря на опустившуюся ночь.
Когда приказ Павсания о выступлении к Платеям поднял на ноги всех лакедемонян, это вывело из себя вспыльчивого Амомфарета. Запретив воинам из своего лоха сворачивать палатки, Амомфарет разыскал Павсания, желая отговорить его от столь позорного решения.
– Что с тобой случилось, Павсаний? – возмущался Амомфарет. – Почему ты пошел на поводу у толпы трусов? Разве ты забыл главный закон Спарты – никогда не отступать перед врагом! Вспомни царя Леонида, погибшего в Фермопилах, но не отступившего перед Ксерксом. Что сказал бы твой отец при виде твоего малодушия, будь он жив сейчас!..
Пытаясь урезонить разбушевавшегося Амомфарета, Павсаний стал приводить ему разумные доводы в пользу отступления, говоря, что эллинскому войску нужны вода и пища, что отход к Платеям это отнюдь не бегство от врага, а перегруппировка сил. Нельзя слепо бросаться в сражение с Мардонием, поскольку эллинское войско измучено недоеданием и жаждой. Упомянул Павсаний и о неблагоприятных знамениях во время жертвоприношений богам.
Амомфарет выслушал Павсания, не скрывая неудовольствия. Его большие голубые глаза с прищуром глядели тому в лицо, словно он старался проникнуть в мысли Павсания. И когда Павсаний умолк, подтвердив свой приказ о выступлении, Амомфарет стал обращаться к другим военачальникам спартанских отрядов, выкликая их имена.
Собрав вокруг себя большую группу из лохагов, пентакосиархов и эномотархов, Амомфарет взывал к ним с гневом и обидой в голосе:
– Друзья мои! Вы же голосовали против отступления перед варварами. Почему же вы подчиняетесь Павсанию, попирающему закон и честь? Павсаний испугался дурных предзнаменований, это его дело. Но вам, прошедшим через многие битвы, не пристало малодушничать! Пусть Павсаний убирается отсюда, как побитый пес. А всех вас я призываю остаться здесь со мной и на рассвете вступить в сражение с варварами!
Военачальники шумели и спорили: кто-то из них соглашался с Амомфаретом, кто-то, напротив, пытался убедить его подчиниться Павсанию.
Дабы восстановить дисциплину, в дело вмешался эпистолей Ламприск, который сурово напомнил военачальникам о присяге и о возможной потере ими гражданских прав за неповиновение Павсанию. Изгойство являлось самым худшим наказанием в Лакедемоне, поэтому никто из военачальников не последовал за Амомфаретом.
Вытягиваясь длинной колонной, спартанское войско медленно двинулось на восток по равнине, укрытой густым ночным мраком. В этом душном мраке, наполненном уханьем сов, уже растворились все союзные эллинские отряды.
В лагере лакедемонян среди догорающих костров оставались лишь палатки воинов, подчиненных Амомфарету. Все эти воины были из комы Питана, а посему назывались питанетами. Их было девятьсот человек. Комами лакедемоняне называли кварталы, из которых состоял город Спарта. Всего в Спарте было пять ком.
Питанеты не желали подчиниться Павсанию, видя, что этого не делает Амомфарет, пользующийся их безграничным уважением.
Павсаний и Ламприск ходили за Амомфаретом по пятам, всячески уговаривая его присоединиться к отступающему войску.
– Своим упрямством ты ничего не добьешься! – молвил Ламприск. – Сначала ты ушел с совета, наговорив нашим союзникам немало обидных слов. Ты отказался участвовать в голосовании, как капризный ребенок, которого лишили любимой игрушки. Будучи лохагом, ты подаешь дурной пример прочим лакедемонянам, Амомфарет.
В пылу спора Амомфарет схватил камень размером с бычью голову и швырнул его к ногам Ламприска со словами:
– Этим булыжником я голосую против бегства от варваров!
Голосование в шатре Павсания происходило по старинке, с помощью камней. Военачальники опускали в сосуд черные и белые камешки. Белый камень означал согласие с принятым на совете решением, черный – несогласие.
