– Верно, Марина знала правду. Потому и боялась, ты все правильно поняла, – кивнула она, с громким бульканьем наливая себе и Муру следующую, такую же щедрую порцию виски и бросила в стаканы по одному-единственному кубику льда. («Старуха у себя дома, но вот как поведет машину Мур?» – пронеслось у меня в голове.) – Но честолюбие губит многих, и Марина была не исключением. Вкусила сладость власти и не собиралась сдаваться. Не она первая, не она последняя.
– Что вы имеете в виду? – не понял Мур.
– А то. Марина вышла замуж за внука царя Ивана IV Грозного, все правильно, потому что не было никакого убийства в Угличе по указу Бориса Годунова, ребенка спасли. Но все равно, это не имело никакого значения, и в любом случае Дмитрий I был обречен на смерть. Так же, как и его сын – царевич Иван. Никто из них не имел бесспорного права наследовать трон.
– Но почему? – теперь уже не поняла я.
– Потому, – колко усмехнулась Эрвина. – Что на потомке царя Василия III – Иване Васильевиче IV Грозном – лежало серьезное подозрение в том, что отцом его был совсем другой человек, и Марина прекрасно знала об этом…
– Господи, кто такой Василий? – простонал Мур со своего кресла. – Он-то откуда вылез?
Старуха нетерпеливо отмахнулась от него стаканом и собралась продолжить рассказ, но я просительно подняла руку, схватила листок со стола и быстро написала несколько имен.
– Мур, смотри сюда и быстро запоминай. Василий III и Елена Глинская считаются родителями Ивана IV Грозного. Старший сын Ивана IV, тоже Иван, женился на Марии Нагой, и родил сына Дмитрия. Дмитрий же, как ты уже знаешь, венчался с Мариной Мнишек, и от этого союза получился Иван Дмитриевич, которого повесили в четырехлетнем возрасте.
– Вот теперь мне все-все ясно, – потерянно пробормотал Мур. – Только почему все они – Иваны?
– Чтобы запутать твое следствие, – съязвила Эрвина и опять проковыляла к своему креслу:
– Слушайте меня и не перебивайте больше! – прикрикнула она и так громко ударила палкой об пол, что качнулись на стенах мирные пейзажи с коровками на лугах. – Я теряю нить повествования от идиотских вопросов! Итак, на чем остановилась?
– На потомке царя Василия лежало подозрение в том, что отцом его был совсем другой человек, – вежливо напомнил Мур.
Я невольно позавидовала его спокойствию. Хамству вредной старухи он, казалось, не придавал никакого значения.
– Да. Именно. Совсем другой человек. Царь Василий долго не мог иметь детей. Он отправил свою первую жену Соломонию Сабурову, с которой прожил двадцать пять лет и с которой так и не смог родить наследника, в монастырь и женился на Елене Глинской, молоденькой литовке, годившейся ему во внучки, которая-то предположительно и подарила престарелому мужу сына Ивана…
– Почему – предположительно? – опять удивилась я, со страхом наблюдая как быстро уменьшается количество виски в огромной бутылке.
– Хм… – презрительно сморщилась Эрвина. – Почему… Елена была замужем пять лет и только когда при дворе появился молодой конюший, ее троюродный братец-князь Телепнев-Оболенский-Овчина, свет Иван Федорович, она наконец-то объявила всем о радостном событии. О том, что ожидает ребенка…
10. Тень Елены Глинской
Над златоглавой Москвой стояло сияющее лето 1547 года. В Зачатьевском или, по-старому Алексеевском, монастыре благополучно закончилось строительство первой каменной церкви, которую поставили на месте деревянной, сгоревшей в недавнем пожаре. Митрополит Макарий приехал на освящение соборной церкви, названной в честь Зачатия Святой Анны.
Молодой царь Иван IV Васильевич тоже присутствовал на торжестве, благосклонно принимал благодарность сестер-монахинь за подаренные новые земли.
Для митрополита этот день стал настоящим праздником. Он наслаждался победой над противными Глинскими и чувствовал, что просто готов пуститься в пляс, видя их кислые лица. Ничего, с церковью не борись, проиграешь. Ишь стоят, косоротятся.
Деньги на постройку церкви в Зачатьевском монастыре были завещаны в посмертной воле отца Ивана, Великого князя всея Руси Василия III. Уж он-то, как никто другой, понимал чудодейственную мощь реликвий и силу святых молитв. Сколько раз приезжал в Зачатьевский монастырь сначала с Соломонией, потом с Еленой молиться преподобным Иулиании и Евпраксии, выпрашивая милость стать отцом. Шутка ли – почти тридцать лет ждал рождения наследника.
Дождался царь сыновей, Ивана и Юрия, от второй жены – молоденькой Елены Васильевны. Первой-то, скромнице да тихоне Соломонии Сабуровой, монашеский куколь надел, а шестнадцатилетнюю племянницу боярина Михаила Глинского к алтарю повел.
Долго царь за развод боролся. Плакался всем, что, дескать, кому трон оставить? Деток Бог не дает с Соломонией. Кто управлять могучей державой после него станет? Братья Юрий да Андрей? Неспособны, слабы, не справятся.
Церковь православная разрешения на второй брак долго не давала. Даже иерусалимский патриарх письмо гневное прислал. Все прекрасно понимали, что дело-то не в детках. Просто надоела стареющему Василию верная Соломония и приглянулась молоденькая девчонка. Известно, враг человеческий силен – седина в бороду, бес в ребро. Вот и стал искать государь выход, плакаться на бесплодие первой жены.
Бояре шумели, родственники тишайшей царицы Соломонии недовольство открыто высказывали, а вот митрополит Московский Даниил не захотел ссориться с царем и дал разрешение на повторный брак. Только радоваться на подрастающих сыновей недолго довелось царю. Умер Василий Иванович, оставил Елену-вдову с двумя малолетними ребятками…
Митрополит посматривал то на белевшую под синим сводом летнего неба церковь, то на семнадцатилетнего царя Ивана, то на окруживших того бояр Романовых. Немногочисленные Глинские стояли в отдалении. Новый государь, новое окружение, новые опалы…
Ах, если бы матушка его, Елена-Прекрасная-Глинская, упокой Господи душу ее, не согрешила пред мужем да Богом, не любовался бы сегодня митрополит Макарий отменной красотой церкви Зачатия.
Что сказал тогда патриарх? Монастырь царя стоит. И прав оказался.
В январе этого года, стало быть, шесть месяцев назад, Кремль как раз к венчанию семнадцатилетнего Ивана на царствие готовился. В Успенский собор народу набилось – яблоку упасть негде. Иван Васильевич только знака ждал, чтоб из палат Кремлевских до собора дойти. Певчие, дюжие молодцы, нетерпеливо посматривали на регента, перебирали ногами, как застоявшиеся молодые кони. Гости вытягивали шеи, посматривая на открытые настежь двери собора: не едет ли государь?
Все были готовы. Кроме самого главного человека – патриарха.
Помнил хорошо митрополит, как помертвел лицом старший Глинский, когда в первый раз документ увидел.
Младший же Глинский с ненавистью взирал на сухого старца – патриарха:
– Чего хочешь за молчание? – еле выдавил сквозь сведенные ненавистью губы.
