— Вы — тоже моряк? — поинтересовался Кшиштоф, так звали этого офранцуженного поляка. — Нет? Но бродили под парусами?
— Воевал на море, — сдержанно ответил Сирко.
— Значит, все-таки бродили. Совет моряка: возвращайтесь на море. Того, кто попробовал соленого ветра, береговая жизнь уже не радует.
— Верю. Но… поздно. Придется так и остаться степным казаком.
Кшиштофа ответ разочаровал.
— Почему тогда говорите, что воевали на море?
— С турками. Только они были на кораблях, а мы на лодках.
— На лодках — это не плавание, — согласился моряк. Ему не раз приходилось слышать о казаках, поэтому знал, что «плавания» свои эти степняки совершают разве что по полынным степям Дикого Поля.
Сирко действительно никогда не грезил дальними странствиями. Однако ему пришлось выдержать уже четыре морских похода, пересекая Черное и Азовское моря на примитивнейших по своему строению, но довольно устойчивых казацких чайках. Из последнего такого похода он вернулся как раз перед переходом в Каменец, всего несколько месяцев назад. Да, всего несколько месяцев…
Достигнув крымских берегов, казаки разделились тогда на два отряда и ночью высадились недалеко от Козлова
[37]. Штурм оказался неожиданным и на редкость удачным. Узнав, что в пригороде появились запорожцы, около двухсот казаков-пленников, которых на следующий день должны были садить на корабль и увозить в Турцию, восстали, перебили охрану и присоединились к своим.
Там, в Крыму, все складывалось как нельзя лучше. Казаки уже было поверили в свою счастливую звезду, в свою удачу, но при подходе к устью Днепра неожиданно наткнулись на турецкую эскадру, противостоять которой чайки не смогли. Отряд чаек был загнан на прибрежное мелководье, где маневрировать было почти невозможно, и турецкие пушкари буквально растерзали чаечную флотилию, словно коршуны — стаю голубей. Правда, благодаря мелководью и близости берега более сотни казаков все же удалось спастись. Да только это было слишком слабым утешением.
Вернувшись из похода, Сирко впервые серьезно задумался над тем, что казакам, всем украинцам, нужно решительнее осваивать устья Днепра и Буга, которые, впадая в море, сливаются, образуя огромный Днепро-Бугский лиман. Он понял, что пора добывать штурмом Очаков, строить на Днепре большие корабли и с помощью флота, казачьих застав и приморских крепостей навечно утвердить свое государственное право на эту часть причерноморской степи.
Украине нужно опять пробиваться к морям и укрепляться на их берегах, а не отступать все дальше и дальше на север — вот мысль, в которой он утвердился во время этого неудачного похода! Если же она не сумеет сделать этого сейчас, не завладеет всем побережьем, турки начнут еще нахрапистее оттеснять казачество к Киеву и Карпатам. Они и так уже не раз — когда силой, а когда дипломатическими хитростями — пытались провести свою северную границу по линии Каменец — Черкассы.
Сейчас он, степняк из степняков, стоя на чужестранном корабле, мечтал о том дне, когда в Украине появится морское казачество и когда Украина спустит на воду свои первые корабли. И не только для того, чтобы воевать, но и налаживать торговлю со всеми странами на всех берегах Азовского и Черного морей, а со временем, установив мирные отношения с Турцией, освятить парусами украинского флота Грецию, Египет, Сирию, Венецию.
Пан полковник явно хитрит. Очевидно, он все же мечтает стать капитаном точно такой же каравеллы, — попытался разгадать его сосредоточенное молчание Кшиштоф, когда, осмотрев пороховые погреба, трюмы и надстройки, они остановились на баке «Святой Джозефины».
— Если понадобится, стану, — угрюмо подтвердил Сирко.
— Но ведь в Украине это невозможно. Совет моряка: оставайтесь во Франции. Вы еще довольно молоды. Я помогу вам наняться на корабль.
— Я не наниматься на корабли хочу. Мечтаю строить их.
— Во Франции? — совершенно не удивился матрос. — Тоже дело. Кстати, во Франции несколько верфей. Совет моряка…
— Почему во Франции? — перебил его Сирко. — В Украине.
— Матка боска! Неужели пан не ведает, что Украина не имеет своих морских портов, и никогда не будет иметь их?
— Зато у нее есть большие реки и прекрасные судоходные лиманы. А значит, появится и флот. Возможно, это произойдет не скоро, но произойдет.
— Если не скоро, то зачем думать об этом сейчас? — философски попыхивал маленькой, инкрустированной трубочкой Кшиштоф. Ему было лет двадцать пять. Загорелые руки выдавали в нем молодость и силу, но лицо, обветренное, выжженное солнцем и дубленое морскими волнами, казалось старым и дряблым.
— Мы, украинцы, и так многое потеряли от того, что старались жить днем сегодняшним, не думая о дне грядущем. Не только о своем собственном, но и своего народа, своего государства.
— Совет моряка: зачем морочить себе всем этим голову? Мне, пан казак, безразлично, какого я народа, какой веры. Поступлю на службу к венецианцам, буду называть себя венецианцем; поступлю к туркам — стану мусульманином. А занесут черти в Африку — и там приживусь. Все моря — мои: по любому ходи, к любому берегу приставай, для вида, какому угодно богу молись, ни в одного из них не веря. Скоро все люди так и будут жить. Попомните мое слово.
— Мне бы так жить не хотелось. Каждая птица, каждый зверь — и те знают свое племя, свой род и свою родину. Но спасибо, что показал корабль. Жалею, что не являюсь корабельных дел мастером. Вижу, что «Святая Жозефина» ваша построена со знанием дела, было бы чему поучиться.
31
Спускаясь с палубы, Сирко столкнулся на трапе с Корецким. Полнолицый, розовощекий, физически сильный, он заносчиво оттолкнул полковника плечом и, стараясь не уступать ему дорогу, буквально пробился наверх с такой напористостью, словно там, внизу, уже бурлила вода и судно вот-вот должно было затонуть.
Сочтя подобное поведение оскорбительным для себя, Сирко почти инстинктивно подался вслед за поляком, но тот хлопнул перед ним дверью, делая вид, что вообще не заметил его. Тогда полковник схитрил. Он задержался на несколько минут, и когда Корецкий уже решил, что казак просто-напросто смирился, дабы не устраивать ссору, осторожно вышел на палубу.
— О чем только что говорил с тобой этот казак-полковник? — услышал он голос Корецкого. Тот стоял спиной к Сирко и не видел его.
— О корабле, господин офицер, — спокойно, не высказывая ни тени удивления, ответил Кшиштоф. — Почему это вас интересует?
— Что именно он говорил о корабле? — проигнорировал его любопытство Корецкий.
— Что крепкий, надежный. То, что обычно говорит о «Святой Жозефине» всякий мудрый, знающий человек.
— И все? — скептически уточнил Корецкий. — Не может такого быть. Лучше говори правду, если хочешь дойти на этом корабле до порта.
