— Э…
— Вы должны были остаться в тюрьме. Сидеть там до конца своих дней, или отправиться на виселицу. Но не разгуливать по Асилуму так, словно теперь вы особенный! Все эти ваши секреты с инспектором, тайные поручения — это не для вас. Есть куда более достойные люди.
Он вытер нос платком и поджал губы, как обиженная барышня.
— Пилс…
Не оборачиваясь, сыщик только хмыкнул.
— Пилс, вы знаете, почему инспектор отправляет меня?
— Должно быть, он доволен наличием ручной обезьянки, которая ради забавы может стащить у собеседника часы и бумажник! — только по его вытянутому профилю и сдвинутым бровям мне удалось догадаться, что таким образом сыщик пытается меня оскорбить. Это было столь очаровательно, что я не сдержался:
— Пилс, вы невероятно честный человек. Я поражаюсь этому каждый день. В этом ваше главное достоинство. Но известно ли, каков ваш самый большой недостаток?
— Скажите мне, вор, — он повернул голову, и хоть смотрел все также свысока, в его глазах появился скрытый интерес.
— Честность, — улыбнулся я.
— Но вы же только что сказали…
— Да, это и ваша сильная сторона, и слабость. В мире, где мы живем, нужно быть хитрым, лживым, беспринципным подонком. Тогда есть шанс. Вот почему Вилсон отправил меня с вами. Вы верите, что доктор — такой же порядочный, как и вы. А я наверняка знаю, что это не так. И смогу найти доказательства, идя против морали и закона. Такое вам не по силам.
Он прищурился, повертел в руках шляпу-котелок. Не знаю, что собирался сказать Пилс, но повозка остановилась.
Мы прибыли на место.
* * *
Всего лишь утром я побывал в госпитале, где вокруг умирали от ужасных ран и болезней, и вот я находился в еще более чудовищном месте. Закрытый на засов склеп, полный живых мертвецов. Люди, пребывающие здесь, были оболочками с истерзанными, испуганными, одичавшими душами. Они уже умерли, все, без исключения, но не осознали этого. И потому было особенно страшно. Эти несчастные рвались в мир, который их отверг, но больше не принадлежали ему. У меня побежали мурашки по коже от вида седой полупрозрачной женщины, которую санитарка возила по облетевшему саду на каталке, от мычания мужчины, обхватившего дерево и совершавшего странные движения тазом, но хуже прочего было видеть мальчишку лет десяти. Этот ребенок сидел на земле и безучастно водил пальцем по плитке, создавая одному ему видимые рисунки.
— Давайте скорее закончим с этим, Пилс, — произнес я негромко, поправляя вязаный капюшон из грубой шерсти.
Заметив мое движение, сыщик недовольно буркнул:
— Вы хотя бы в этот раз могли воспользоваться шляпой? Джентльмены не носят такие шарфы, и тем более на голове.
— Это не шарф.
— Тем не менее…
— Пилс, побойтесь Бога! Вы полагаете, что шляпа сделает меня похожим на джентльмена?
Я распростер руки, показываясь во всей красе: в распахнутом укороченном пальто, беспалых перчатках, рыхлом свитере, заправленных в ботинки брюках. Он покачал головой и даже усмехнулся.
За дверью находился зал с черно-белыми плитами на полу, мебелью мрачного серого оттенка, и люстрой, в которой из пяти горело только три плафона.
— Чем могу помочь? — спросила женщина в одежде монахини. Она была полной, поэтому почти лишенной морщин, с крошечным пенсне на кончике вздернутого носа. Но взгляд был таким холодным и цепким, что никак не вязался с внешностью.
— Мы к доктору Шерману.
— Одну минуточку.
Я озирался по сторонам, ощущая нарастающее желание выскочить вон из дверей. Столь угнетающей атмосферы не встретишь даже на кладбище в день похорон. Там хотя бы все честно, а здесь одна ложь. Одни притворяются, будто им небезразлична судьба родственников, другие — будто могут починить сломанные божьи игрушки.
— Добрый день, джентльмены! Пройдемте!
Доктор Шерман был худощавым, среднего роста, с конусовидной седой бородкой, коротко стрижеными волосами и едва заметной плешью. Он пользовался моноклем, отчего его взгляд казался слишком пристальным. На нем был белый халат до колен, из-под которого виднелись щегольские брюки в полоску и дешевые туфли. У человека, который следит за модой, попросту не может быть такой ужасной обуви. Но загадка разрешилась, едва мы очутились в кабинете. Возле софы стояла пара аккуратных лакированных туфель. Наверное, доктор боялся испачкать их во время осмотра.
— Я вас внимательно слушаю, господа, — он сел за широкий стол, приглашая расположиться на стульях для посетителей. — Я помню, вы беседовали с моим секретарем. Инспектор Пилс, полагаю?
— Сержант, — поправил тот, смутившись.
Доктор кашлянул, и, чтобы загладить конфуз, поторопил нас:
— Чем я могу помочь Двору Венаторов?
— Мы с моим… коллегой, — Пилс почти не запнулся, надо отдать ему должное, — хотим кое-что уточнить.
На стол лег лист с наклеенным обрывком квитанции, который был найден мною в доме Гилмуров. Рядом стоял штамп больницы. Сходство не подлежало сомнению.
— Так… — все еще недоумевал доктор. Он снова прокашлялся и похлопал себя по груди.
— Этот фрагмент квитанции, как мы полагаем, выдан вашим учреждением. Знакома ли вам фамилия Гилмур?
Доктор задумчиво поднял глаза к потолку, несколько раз шепотом повторил фамилию.
— Нет, не припоминаю. Я мог бы свериться со своими записями, но наверняка вы уже затребовали выписку у моего секретаря?
— Еще в прошлый раз. Но Гилмур не был обнаружен.
— Значит, его нет среди пациентов, — он непринужденным жестом распрямил невидимые складки на халате в районе верхней пуговицы.
— А можно взглянуть на книгу записей? — спросил я.
Доктор повернулся ко мне.
— Это… констебль Лоринг, — с трудом выдавил из себя Пилс. Ему пришлось соврать, и звание он мне приписал ниже собственного, тщеславный дурак.
— Я никому не могу показывать журнал посетителей, констебль Лоринг, — вежливо ответил доктор. — У меня лечатся разные люди, их родственникам не хотелось бы сплетен. Вы же меня понимаете?
— Конечно, это всё очень сложно…
Я потер виски, промычал что-то нечленораздельное, встряхнул головой.
— Всё в порядке? — поинтересовался доктор. Пилс смотрел на меня так, будто я только что разрушил его карьеру.
— Не совсем. Наверное, волнение… Вы не возражаете, если… — я поднялся и, сделав шаг назад, начал заваливаться.
У доктора была великолепная реакция, и все же первым меня поймал Пилс. Шерман тут же подхватил меня под локоть. Пазуха его халата оказалась на одном уровне с моей рукой.
— Прилягте, будьте добры.
