— Как он?
Погруженный в свои мысли, я не сразу понял, о чем она спрашивает.
— Генри, — пояснила она шепотом. И добавила, увидев мое замешательство, — на вас его рубашка. Это несколько странно.
Я зачем-то посмотрел на свою одежду, хоть и сам отлично знал, из чьего шкафа и рубашка, и штаны, и даже пальто. Моя одежда пришла в негодность, и Вудроу щедро предложил воспользоваться его гардеробом.
— Дружеское участие, — натянуто улыбнулся я.
— Тсс, не нужно больше ничего говорить. Даже если он помог вам скрыться, пусть лучше это будут только мои догадки. Скажите, все ли в порядке с ним? Он… давно не объявлялся.
Последнее Илайн произнесла еле слышно. Не представляю, как ей хватило сил признаться в волнении. Ее беспокойство было легко объяснить. За то время, что я был у Вудроу, он лишь пару раз навестил Илайн в больнице, а затем плотно занялся поисками Ртутной Крысы. И что же ей ответить? Что он погребен под завалами штольни? Или прикончен маньяком, которого когда-то упустил?
— Когда мы виделись в последний раз, он был в полном порядке, — сказал я то, что можно было считать не совсем ложью.
Илайн кивнула, обернулась через плечо. На лестнице было тихо. Быстро повернувшись ко мне, она сказала:
— Вилсон хочет, чтобы вы сознались. Не знаю в чем. Он не говорил. Я пыталась пояснить, что вы на меня не нападали, но он убежден в обратном. Во всех газетах пишут о крушении цеппелина. Похоже, Вилсон как-то связывает вас с этим тоже.
Она нахмурилась, взгляд стал пронизывающим.
— Лоринг, что происходит? Во что вы впутались?
— Не совсем так, миледи. Это вы меня впутали.
Илайн покачала головой и с сожалением отошла от камеры:
— Я похлопочу о вас, но не могу гарантировать, что меня послушают. Здесь многое изменилось. Финлисона повысили, он теперь равен Вилсону, и даже если бы инспектор захотел, то не мог бы отпустить вас.
А инспектор не захочет, я в этом был уверен. Он чувствовал подвох и злился, что не может меня уличить в обмане. Скрывал ли я причастность Вудроу ради него самого? Нет. Наверное, так бы хотела думать Илайн, но у меня были другие основания для скрытности. Во-первых, как только я стану неинтересен Вилсону, меня отсюда отправят в местечко похуже. Возможно, он бы сдержал слово и отпустил бы меня на волю, но не сейчас, когда за ним следит Финлисон. Во-вторых, если Вудроу жив, я все еще рассчитываю получить свой гонорар. Сделка в силе, пока я не убедился в ее невозможности, и глупо рисковать такими деньгами теперь, ничего не выигрывая взамен.
Вилсона не пришлось долго ждать, он пришел почти сразу после Илайн.
— Леди Коллинс уверена, что вы говорите правду, — сходу сообщил он, приближаясь к решетке. От него пахло табаком и кофе. Обычно моё утро во Дворе Венаторов начиналось с кофе и свежих булок, но не теперь, конечно же. — А это еще одна плохая новость для меня. Мало того, что вы не оправдали доверия, так еще и мои лучшие служащие страдают по вашей вине. Пилсу объявлен выговор после того, как вы изволили захватить его в заложники. За ним теперь пристально наблюдают, поскольку Финлисон убежден, что Пилс вам помог по доброй воле. А леди Коллинс не только пострадала из-за вашего глупого побега, но и, похоже, относится к вам с некоторой предвзятостью.
— Как и вы.
— Но мы мыслим с ней в разных плоскостях.
— Чему я рад.
— Не паясничайте. Вы не оставляете мне выбора, Лоринг. Если вы не сотрудничаете, то не нужны сыску, а значит — мне.
— Как я могу сотрудничать за решеткой? Выпустите, и я снова примусь за работу.
— Вот как? Я спрошу еще раз: кто взорвал дирижабль?
— Мне неизвестно.
— Ложь! Вы узнали о лаборатории и отлете доктора Шермана за четыре дня, пока отсутствовали в сыске! А за два месяца в связке с нами ни разу не напали на его след. У меня есть все основания полагать, что вы затеяли какую-то игру, Лоринг.
— И поэтому пришел к вам сам?
Вилсон долго смотрел на меня. Не представляю, о чем он думал в тот момент. Его прижали со всех сторон. Конкурент выживает со службы, начальство недовольно, преступники разбегаются из-под башмака, точно тараканы, и я был единственным, на ком в этот момент можно было отыграться. Тем более что этого ждут. Любой поступил бы так же на его месте. Я даже не мог его винить. Ненавидеть — да, но не винить.
— Вы сами выбрали свой путь, Лоринг, — сказал он и ушел к лестнице.
К моему удивлению, Вилсон не спустился, а позвал кого-то. И вот в коридоре появились сержанты венаторов. Они с отстраненными лицами остановились возле моей клетки, и Вилсон отпер замок.
— Протяните руки, Лоринг.
Я смотрел ему в глаза, ожидая, что это все обернется поучительной шуткой. Будто Вилсон вот-вот решит, что достаточно напугал меня, и оставит в покое. Но когда на моих запястьях сомкнулись кандалы, стало ясно, что ждать больше нечего.
* * *
За три десятилетия воровского стажа я ни разу не попадался. Ни венаторам, ни хозяевам домов и их частной охране. Покинув приют, я больше никогда не оказывался под замком, никто не лишал меня свободы. Но за последних несколько месяцев я нахожусь четвертый раз за решеткой и второй раз в темнице Святого Джефферса. Сказать, что мне не нравится эта тенденция — это не сказать ничего. Она меня тревожит. Когда такое происходит, умные люди уходят от дел. Неудачи случаются, а стабильное невезение — признак неправильной оценки своих сил. Для вора это почти приговор.
В моем случае — точно приговор.
Я был в другой камере. В прошлый раз меня посадили подальше ото всех в назидание и для пущего устрашения, теперь же я пришел в темницу на общих правах. В этом отсеке камеры располагались одна напротив другой. Стены были глухими, из крупного камня. Штукатурка отпала, обнажая кладку. В камере был накрытый доской деревянный насест с дырой для человеческих потребностей, кран с водой над этим же отверстием. Умываться, фактически опуская лицо в нужник, то еще удовольствие. Койка была кованой. При необходимости к ней можно было пристегнуть кандалы.
Не знаю, кто сидел со мной по соседству, но напротив оказался весьма любопытный тип. Может он слегка свихнулся, а может просто заскучал по обществу, но целыми днями не спускал с меня глаз. Пару раз пытался заговорить, а не встретив с моей стороны готовности к диалогу, умолкал.
Поначалу я думал, что это очередная выходка Вилсона: засунуть меня в темницу, подождать и явиться сказочным освободителем. Обычно люди после нескольких дней тюрьмы готовы сдать даже родную матушку, лишь бы снова очутиться на свободе. Но он не пришел ни на шестой, ни на двенадцатый день.
Однажды я услышал шаги. Это не было время обеда, и до ужина еще далеко. Я лег на койку и не двинулся с места, но всем нутром напрягся. Чутье подсказывало, что идут ко мне, и поэтому не возникло удивления, когда шаги стихли напротив моей камеры.
