Сицилийское предприятие продолжало быть только диверсией, и тот факт, что ему уделялось так мало внимания, показывает, насколько Людовик XIV был поглощен континентальной войной. Насколько иначе оценил бы он значение Сицилии, если бы глаза его были обращены на Египет и на морскую экспансию! С годами английский народ приходил все в большее и большее возбуждение против Франции, торговое соперничество с Голландией, казалось, временно отошло на задний план, и сделалось вероятным, что Англия, вступившая в войну как союзница Людовика, еще до окончания ее обратит оружие против последнего. В дополнение ко всему она увидела, что численность французского флота превысила численность ее собственного флота. Некоторое время Карл сопротивлялся давлению парламента, но в январе 1678 г. был заключен наступательно-оборонительный союз между морскими державами. Король отозвал из Франции свои войска, входившие до тех пор в состав французской армии, и когда в феврале открылась новая сессия парламента, испросил деньги на снаряжение девяноста кораблей и тридцати тысяч солдат. Людовик, который ожидал этого, приказал немедленно очистить Сицилию. Он не боялся Англии на суше, но на море он не смог бы успешно сопротивляться соединенным усилиям двух морских держав. В то же время он удвоил свои усилия в испанских Нидерландах. Пока имелась надежда удержать английские корабли от сражения, он избегал затрагивать щепетильность английского народа операциями против бельгийского морского побережья; но когда примирение сделалось невозможным, он рассчитал, что лучше испугать Голландию стремительностью нападения на область, где она всего более боялась его.
Соединенные Провинции были поистине главной пружиной коалиции. Будучи по своей территории самым малым из всех враждебных Людовику государств, они были сильнейшим из них по характеру и решительности своего правителя, принца Оранского, и по богатству, которое, содержа армии конфедератов, поддерживало также бедных и жадных германских князей, верных союзу с Голландией. Благодаря могуществу своей морской силы, коммерческим и мореходным возможностям, Соединенные Провинции все же выносили почти одни бремя войны, и хотя они шатались и жаловались, они все-таки продолжали нести его. Как в последующие столетия Англия, так и в описываемое нами время Голландия поддерживала войну против притязаний Франции как великая морская держава, но ее страдания были велики. Ее торговля, служа добычей французских каперов, несла тяжелые потери, и к этому присоединились еще огромные косвенные потери, вызванные переходом в другие руки, транзитной торговли между иностранными государствами, которая столь много способствовала процветанию Голландии. Когда флаг Англии сделался нейтральным, эта выгодная торговля перешла к ее кораблям, бороздившим моря в полной безопасности, благодаря горячему стремлению Людовика быть в мире с английской нацией. Это желание заставило его также сделать большие уступки английским требованиям при заключении торговых договоров и в значительной мере отказаться от протекционизма, которым Кольбер думал питать все еще слабый рост французской морской силы. Эти уступки, однако, охладили лишь на момент страсти, которые волновали Англию; не личный интерес, а более сильные мотивы побуждали ее порвать с Францией.
Еще менее интереса было для Голландии продолжать войну, после того как Людовик выразил желание заключить мир. Континентальная война в самом лучшем случае могла быть для нее только необходимым злом и источником слабости. Деньги, которые она тратила на свою и союзные армии, были потеряны для ее флота, и источники ее благосостояния на море были почти исчерпаны. В какой мере оправдывалась целями Людовика XIV непоколебимая и постоянная враждебность к нему принца Оранского, сказать трудно, да здесь и нет необходимости обсуждать этот вопрос, но не может быть никакого сомнения в том, что борьба обрекала морскую силу Голландии на прямое истощение и вместе с ней расшатывала ее положение среди других народов мира. «Расположенные между Францией и Англией, – говорит один историк Голландии, – Соединенные Провинции, после того как они приобрели независимость от Испании, непрерывно вели войны, истощавшие их финансы, уничтожавшие их флот и вызвавшие быстрый упадок их торговли, мануфактур и промышленности; и в конце концов миролюбивая нация увидела себя раздавленной под тяжестью навязанных ей затяжных военных действий. Часто также дружба Англии была едва ли менее вредна для Голландии, чем ее вражда; по мере роста одной и упадка другой эта дружба обращалась в союз гиганта с карликом»
[62]. До сих пор мы видели Голландию открытым врагом или упорным соперником Англии; в дальнейшем она появляется как союзник, но в обоих случаях выступает как страдающая сторона вследствие меньшей величины своей территории, меньшей численности своего народонаселения и менее благоприятного положения.
Истощение Соединенных Провинций и вопли их купцов и мирной партии, с одной стороны, страдания Франции, расстройство ее финансов и угроза присоединения к ее многочисленным врагам английского флота – с другой, склонили к миру обоих главных участников этой долгой войны. Людовик давно желал заключить сепаратный мир с Голландией; сначала Штаты не соглашались на это, во-первых, из верности к тем, которые присоединились к ним в тяжелый для них час, а во-вторых, из-за твердого стремления принца Оранского к своей цели. Но мало-помалу затруднения были устранены взаимными уступками, и 11 августа 1678 г. между Соединенными Провинциями и Францией был подписан Нимвегенский мир. После того к нему присоединились другие державы.
Главным потерпевшим, естественно, оказалась чрезмерно разросшаяся и слабая монархия, центром которой была Испания, уступившая Франции Франш-Конте и многие укрепленные города в испанских Нидерландах, в результате чего границы Франции раздвинулись на восток и северо-восток. Голландия, ради уничтожения которой Людовик начал войну, не потеряла ни фута земли в Европе, а за океаном – только свои колонии на западном берегу Африки и в Гвиане. Она была обязана своей безопасностью в ходе войны и ее сравнительно успешным исходом своей морской силе. Эта сила спасла ее в час крайней опасности и сделала ее способной бодро держаться в общей войне. Эта сила была, можно сказать, одним из главных факторов, определивших исход великой войны, которая формально закончилась Нимвегенским миром, во всяком случае, не менее значительным, чем любой из них в отдельности.
Тем не менее эти усилия подорвали силы Голландии, а последовавшее за ними многолетнее напряжение сломило их совсем. Но каковы же были последствия разорительных войн этого времени для гораздо большего государства, крайнее честолюбие короля которого и было главной причиной их? Среди многих мероприятий, ознаменовавших собой блестящее начало царствования тогда еще молодого короля Франции, ни одно не имело такого значения и не осуществлялось столь разумно, как мероприятия Кольбера, который стремился прежде всего оздоровить расстроенную финансовую систему, а затем утвердить ее на прочном фундаменте национального богатства; в целях увеличения этого богатства, стоявшего в то время на гораздо низшей ступени, чем было возможно для Франции, он стал покровительствовать производству, внес здоровое оживление в торговлю, стремился к созданию большого торгового и военного флота и к колониальной экспансии. Некоторые из этих элементов представляют собою источники, а другие – компоненты морской силы, которая, в свою очередь, должна считаться непременной принадлежностью нации, граничащей с морем, если только не главным источником ее могущества. В течение почти двенадцати лет все шло хорошо, развитие величия Франции во всех названных направлениях подвигалось быстро, хотя и не с одинаковой быстротой, и доходы короля увеличивались скачками. Затем пришел час, когда он должен был решить, должны ли усилия, так или иначе поощряемые его честолюбием, принять такое направление, которое, хотя и требуя больших усилий, не только не поддерживало, но скорее затрудняло естественную деятельность народа и губило торговлю, делая контроль над морем сомнительным, в противном случае он должен был вступить на путь, который, хотя и требуя издержек, обеспечил бы мир на его границах, привел бы его к контролю над морем и, дав толчок торговле и всему, от чего она зависит, возместил бы почти полностью (а может быть, и полностью) все расходы государства. Это не фантастическая картина; своей политикой по отношению к Голландии и ее последствиям Людовик сам толкнул Англию на путь, приведший ее еще при его жизни к результатам, на которые Кольбер и Лейбниц надеялись для Франции. Он направил грузы различных наций, перевозившиеся прежде голландцами, на корабли Англии, позволил ей мирно утвердиться в Пенсильвании и Каролине и захватить Нью-Йорк и Нью-Джерси; и он пожертвовал для обеспечения ее нейтралитета возраставшей до тех пор торговлей Франции. Не сразу, но очень быстро Англия стала передовой морской державой, и как ни тяжело было иногда ее положение или положение отдельных ее граждан при международных столкновениях, можно с уверенностью сказать, что даже в войне ее благосостояние было велико. Конечно, Франция не могла ни забыть своего континентального положения, ни совершенно уклониться от континентальных войн, но можно думать, что если бы она избрала путь морской державы, то могла бы избежать многих конфликтов и с большей легкостью перенести те, которые были неизбежны. Ущерб, нанесенный ко времени Нимвегенского мира, не был непоправим, но «земледельческие классы, торговля, мануфактура и колонии были одинаково поражены войной; и условия мира, столь выгодного для территориального и военного могущества Франции, были гораздо менее выгодны для ее мануфактуры, так как покровительственные тарифы были понижены в пользу Англии и Голландии»
[63], двух морских держав. Торговое судоходство было поражено, и прекрасное растение – королевский флот, который возбуждал зависть Англии, уподобилось дереву без корней: оно скоро увяло в палящем дыхании войны.
