4. Дальние экспедиции посылались против французских колоний на Вест-Индских островах и на побережье Африки, а в Ост-Индии находилась эскадра, которая обеспечивала господство над тамошними морями, поддерживала англичан на полуострове и перерезала коммуникации французов. Эти никогда не прерывавшиеся операции в отдаленных водах стали вестись в бо́льших размерах и с большей активностью после того, как уничтожение французского флота освободило англичан от страха вторжения, а необдуманное вступление Испании в войну (1762) дало предприимчивым англичанам возможность захватывать еще более богатую добычу.
Тесная блокада неприятельского флота в Бресте, которая в эту войну впервые поддерживалась систематически, может рассматриваться скорее как оборонительная, чем как наступательная операция, ибо, хотя англичане, конечно, имели намерение сразиться, когда к этому представится случай, главной целью блокады была нейтрализация наступательного оружия в руках неприятеля; уничтожение же этого оружия было в данном случае делом второстепенным. Неправильность этого замечания доказывается волной страха и гнева, охвативших Англию, когда вызванный необходимостью уход блокировавшего Брест флота в 1759 г. позволил французским кораблям уйти в море. Постоянная блокада французского флота в этой и в последовавших за нею войнах привела к тому, что в искусстве управления своими кораблями французы отставали от англичан, даже если флот их выглядел блестяще и по численности не уступал английскому. Положение Брестского порта было таково, что блокированный флот не мог выйти в море при сильных западных штормах, которые были опасны для блокировавших; последние поэтому имели обыкновение уходить тогда в Торбей или Плимут, в уверенности, что смогут возвратиться к месту блокады прежде, чем большой и плохо управлявшийся французский флот успеет значительно опередить их.
В конце 1758 г. Франция, удрученная сознанием неудач на континенте, обеспокоенная многочисленными английскими десантами на ее берега, которые были особенно докучливы в этом году, и убедившись, что с ее денежными ресурсами невозможно было вести одновременно и континентальную и морскую войны, решилась нанести удар по самой Англии. Ее торговля гибла, тогда как неприятельская расцветала. Лондонские купцы хвастались, что при управлении Питта торговля соединилась с войною и обогащалась ею
[97]; и эта процветавшая торговля была также душою борьбы на суше через посредство денег, которые она расточала врагам Франции.
В это время Людовиком XV был призван к управлению новый министр, с умом деятельным и энергичным – Шуазель (Choiseul). С начала 1759 г. начались приготовления в портах океана и Канала. В Гавре, Дюнкерке, Бресте и Рошфоре строились плоскодонные суда для перевозки войск. Предполагалось посадить на них до пятидесяти тысяч человек для вторжения в Англию и высадить еще двенадцать тысяч в Шотландии. Снаряжены были две эскадры, – каждая значительной силы, – одна в Тулоне, другая в Бресте. Соединение обеих эскадр в Бресте должно было быть первым шагом великого предприятия.
Но здесь-то оно и потерпело крах вследствие обладания англичанами Гибралтаром и их превосходства на море. Кажется невероятным, что даже непреклонный и смелый Вильям Питт еще в 1757 г. предлагал сдать Испании сторожевую башню, с которой Англия наблюдает за водным путем из Средиземного моря в Атлантику, за помощь в деле отвоевания Менорки. К счастью для Англии, Испания отказалась. В 1759 г. адмирал Боскауэн командовал английским средиземноморским флотом. При атаке им французских фрегатов на Тулонских рейдах некоторые из его кораблей были так повреждены, что он отплыл со всей эскадрой в Гибралтар для необходимого ремонта; он, однако, обеспечил себя от неожиданности со стороны неприятеля, расставив через известные интервалы сторожевые фрегаты, обязав их заблаговременно известить его о приближении врага условными пушечными сигналами.
Воспользовавшись его отсутствием и в исполнение полученных приказаний, французский коммодор де ля Клю (de la Clue) вышел из Тулона с двенадцатью линейными кораблями 5 августа и 17 августа уже был в Гибралтарском проливе, при свежем восточном ветре, который быстро вынес корабли в Атлантику. Все, казалось, благоприятствовало французам, так как густой туман и наступившая ночь скрывали их корабли от береговых наблюдателей, не препятствуя им в то же время видеть друг друга, как вдруг в близком от них расстоянии вырисовался неожиданно английский фрегат. Завидев флот и зная, что это должен был быть неприятель, он направился к берегу и начал сигнальную стрельбу из орудий. Преследование было бесполезно; оставалось одно только – бегство. Надеясь избежать погони, которая, как он знал, должна была последовать, французский коммодор взял курс на WNW, в открытое море, погасив при этом огни; но по беспечности или вследствие измены (на последнее намекает один французский морской офицер) пять из двенадцати кораблей взяли курс на север и на следующее утро вошли в Кадикс, потеряв коммодора из виду. Де ла Клю был сильно озадачен и смущен, когда увидел на рассвете, что силы его настолько уменьшились. В восемь часов вдали показались паруса, и несколько минут он думал, что это были его недостававшие корабли. Но это были разведочные фрегаты флота Боскауэна, который в числе четырнадцати линейных кораблей спешил в погоню за неприятелем. Французы, построившись в сомкнутую линию, бежали; но их эскадренная скорость была, конечно, меньше скорости самого быстроходного из английских кораблей. Общее правило во всех погонях, в которых преследующий решительно сильнее преследуемого, – а именно, что строй нужно соблюдать лишь настолько, насколько это необходимо для удержания головных кораблей на такой дистанции, чтобы они могли прийти на помощь тихоходным и помешать противнику осилить их поодиночке, – было на этот раз хорошо понято в английском флоте, равно как и то, что теперь было как раз время для общей свалки (mêlée). Боскауэн действовал согласно этому. С другой стороны, арьергардный корабль французов благородно последовал примеру л’Этендюэра, спасшего свой конвой. Настигнутый в два часа головным английским кораблем и окруженный вскоре после того четырьмя другими, его капитан оказывал им в течение пяти часов отчаянное сопротивление, которым он мог надеяться не спасти себя, а лишь задержать неприятеля достаточно долго для того, чтобы лучшие ходоки французского флота сумели уйти. Он настолько успел в этом, что благодаря повреждениям, нанесенным неприятелю, и большей скорости упомянутых французских судов последние избежали в этот день сражения на близкой дистанции, которое могло бы окончиться только пленением их. Когда он спустил свой флаг, у него уже были сбиты все три стеньги; бизань-мачта упала немедленно после того, и корпус корабля уже настолько наполнился водою, что корабль с трудом держался на воде. Г-н де Сабран (de Sabran) – это имя достойно запоминания – получил одиннадцать ран при этом благородном сопротивлении, которым он так замечательно продемонстрировал обязанности и значение арьергарда в деле задержки преследования. В эту ночь два из французских кораблей успели отойти далеко на запад и таким образом ускользнули от неприятеля. Другие четыре по-прежнему продолжали свое бегство; на следующее утро коммодор, отчаявшись в спасении, направился к Португалии и посадил все свои корабли на мель между Лагосом и мысом С.-Винцент. Английский адмирал последовал за ними и атаковал их, захватив два и сжегши остальные, несмотря на нейтралитет Португалии. За это оскорбление Англия не дала никакого удовлетворения, кроме формальных извинений: Португалия была в слишком большой зависимости от Англии, чтобы последняя стала считаться с нею. Говоря об этом деле в письме к английскому посланнику в Португалии, Питт указал ему, что, успокаивая негодование португальского правительства, он не должен давать последнему повод предполагать, что ему будут отданы корабли или что отличившийся адмирал будет осужден
[98].
