Месье Жан, закоренелый скептик республиканской армии, не разделял подобных эмоций, он находил это зрелище забавным и уверял меня, что сами мусульмане относятся к дервишам снисходительно.
Танец дервишей. Старинная гравюра
— Перед ними преклоняется простонародье, — сказал он мне, — ведь, по сути дела, их обряды чужды подлинному мусульманству. К чему ломать голову? В том, что они поют, нет никакого смысла…
Я попросил его пересказать содержание хотя бы одной из песен.
— Все это чепуха, — сказал он, — любовные песни, которые они поют неизвестно зачем. Я знаю много таких песен; вот, например, одна из них:
«Мое сердце встревожено любовью, мне не сомкнуть глаз! Увижу ли я моего возлюбленного? Тяжкие бессонные ночи разлуки убивают мою надежду, мои слезы падают, подобно жемчугу, а сердце объято пламенем!
О голубка, поведай мне, о чем ты так жалобно плачешь? Может быть, и ты страдаешь от разлуки или скованы твои крылья?»
Она отвечает: «Наше горе схоже, меня снедает любовь. Увы! Меня гложет та же печаль, я горюю от разлуки с любимым».
Тридцать дервишей сопровождают эти куплеты одним и тем же припевом: «Нет божества, кроме Аллаха».
— Мне кажется, — заметил я, — что эта песня может быть обращена к божеству; вероятно, речь идет о любви к Богу.
— Вовсе нет, в других куплетах юноша сравнивает свою возлюбленную с йеменской газелью, он говорит, что у нее нежная кожа и что она совсем дитя… У нас такие песни назвали бы гривуазными.
Я же не был в этом уверен: если судить по тем куплетам, которые перевел месье Жан, то они скорее напоминают Песнь Песней.
— Кроме того, — добавил мой спутник, — послезавтра, во время праздника рождества Мухаммеда, вы сможете увидеть и иные безрассудства дервишей. Только я советую вам одеться в арабский костюм, потому что в этом году праздник совпал с возвращением паломников из Мекки, а среди них много жителей Магриба (западных мусульман), которые не любят европейских костюмов, особенно со времен завоевания Алжира.
Я обещал последовать его совету и отправился домой в обществе берберийца. Праздник продолжался всю ночь.
ДОМАШНИЕ НЕУРЯДИЦЫ
На следующее утро я позвал Абдуллу и послал его к повару Мустафе узнать, готов ли мой завтрак. Повар ответил, что для этого нужно прежде всего приобрести необходимую кухонную утварь. Справедливость его слов была очевидна, к тому же набор этой утвари весьма несложен. Что же касается провизии, то ее можно купить у крестьянок, которые ходят по улицам с клетками, полными кур, голубей, уток; здесь также продают на буассо
[22] цыплят, вылупившихся в знаменитых египетских инкубаторах. По утрам бедуины приносят тетеревов и перепелок, зажав между пальцами их связанные лапки так, что они образуют на руке подобие короны. Все это, а также рыбу из Нила и особенно невероятных размеров фрукты и овощи — дары египетской земли — можно купить неимоверно дешево.
Если учесть, что, например, куры стоят здесь двадцать сантимов за штуку, а голуби — вполовину дешевле, то я мог гордиться тем, что долгое время мне удавалось избегать гостиничной кухни; к сожалению, раздобыть жирную птицу оказалось невозможно: мне приносили покрытые перьями скелетики. Феллаху выгоднее продавать таких птиц, чем долго кормить их маисом. Абдулла посоветовал мне купить птиц в клетках и откармливать их дома. Мы выпустили купленных кур на свободу во двор, а голубей — в одну из пустующих комнат. Мустафа, приметив петушка менее костлявого, чем остальные, взялся приготовить по моей просьбе кускус.
Никогда не забуду зрелища, которое являл собой этот свирепый араб, когда он вытащил из-за пояса ятаган, предназначенный для расправы с несчастным петушком. Бедняга поплатился за свой обманчивый вид: его яркое оперение скрывало тщедушное тельце, как у золотого фазана. Чувствуя приближение конца, он испускал хриплые, душераздирающие крики. Мустафа отрубил ему голову, и обезглавленный петух еще какое-то время метался по террасе, потом остановился, лапы у него подогнулись, и он рухнул в углу. Этого кровавого зрелища было достаточно, чтобы лишить меня аппетита. Я предпочитаю кушанья, которые готовят не на моих глазах… и теперь я чувствовал себя большим виновником смерти петушка, чем если бы он пал от руки хозяина отеля. Вы сочтете эти рассуждения малодушными? Но что поделаешь? Я не мог отрешиться от классических представлений о Египте и, возможно, в какой-то момент начал бы испытывать угрызения совести, доведись мне вонзить нож в какой-нибудь овощ, из боязни оскорбить древнего бога.
Однако мне больше не хочется злоупотреблять чувством жалости, которое может вызвать убийство худосочного петуха, скорее это чувство с полным основанием внушает сам человек, вынужденный добывать себе пропитание. В великом Каире можно найти множество других продуктов: свежие финики или бананы — прекрасный завтрак; правда, очень скоро я убедился в справедливости слов месье Жана. В городе мясники торгуют лишь бараниной, а в предместьях можно еще найти мясо верблюдов, которое подвешено на крюках в глубине лавки. Подлинность верблюжьего мяса ни у кого не вызывает сомнений, что же касается баранины — мой драгоман беспрестанно острил, утверждая, например (это была самая невинная из его шуток), что чаще всего это мясо собаки. Уверяю, что меня на этот счет не обманешь. Однако нее я никак не мог разобраться в системе взвешивания и приготовления блюд, потому что любое из них обходилось в десять пиастров, куда, впрочем, входила непременная приправа из мулюхийи или бамьи — это сочные овощи, первый по вкусу напоминает шпинат, а второй не имеет аналогов среди европейских овощей.
Фруктовая лавка. Художник Альберто Пасини
Но пора вернуться к мучившей меня проблеме. Создавалось впечатление, что на Востоке владельцы отелей, драгоманы, слуги, повара единодушно настроены против путешественников. Теперь я понимаю, что помимо твердой решимости и даже некоторой доли воображения необходимо иметь целое состояние, чтобы прожить какое-то время на Востоке. Месье де Шатобриан признается, что разорился здесь; месье де Ламартин совершал безрассудные траты; большинство же других путешественников не видели ничего, кроме морских портов, или быстро пересекали страну, нигде не задерживаясь. Я же рискну осуществить свой план, который, на мой взгляд, превосходит другие: куплю рабыню, раз уж так необходимо иметь при себе женщину, и постепенно добьюсь того, чтобы она заменила мне драгомана, а возможно, и берберийца; кроме того, она поможет мне производить расчеты с поваром. Прикинув все расходы, связанные с моим долгим пребыванием в Каире, да и в других городах, я совершенно отчетливо понял, что наношу непоправимый ущерб своему кошельку. А женившись, я достигну обратного. Поразмыслив над этим, я пришел к окончательному решению и попросил Абдуллу отвести меня на невольничий рынок.
