Утрата ранила его в самое сердце. Он потерял друзей. Самое себя.
Это место во вселенной.
Стенная панель громко звякнула, когда Слоан отшвырнула Ннеброна, припечатала головой об стену, задрав руки так высоко, чтобы он пожалел о своем поступке. Он вскрикнул, его крик подхватили семь других мятежников в камере. Таких камер было много, изо всех до Слоан доносились споры, обвинения, боль утраты.
– Оставайся на месте, – сказала директор Келли.
От двери на нее смотрела Талини.
– Вы справитесь?
Пока сержант здесь, остальные, вероятно, не набросятся на нее… не будут они и говорить. Но Талини была здесь вовсе не для того, чтобы помочь Слоан. Она пришла запереть свою начальницу за участие в мятеже.
«Экая сучья ирония судьбы!»
Тот факт, что азари достаточно долго стояла, наблюдая за Слоан, кое-что значил. Слоан мрачно ей улыбнулась, вложив в свою улыбку и благодарность, и молчаливое признание всего, о чем она не могла сказать.
Азари не улыбнулась ей в ответ. Ее челюсти остались плотно сжатыми, когда она развернулась, вышла и закрыла за собой дверь.
Несколько секунд в переполненной камере не было слышно ничего, кроме затрудненного дыхания Ннеброна и шарканья подошв тех, кто не мог понять, каким будет следующий шаг. Они были усталыми, побитыми, на наскоро наложенных бинтах проступали пятна крови. Как и Слоан, все они были ранены.
Но, в отличие от нее, им не хватало гордости, чтобы скрывать свои чувства. Слоан испустила короткий вздох.
– Давайте покончим с этим. Я пришла сюда не драться.
Ннеброн дернулся, но она еще больше завела его руку вверх, и он замер.
– Тогда отпусти меня, – прорычал он.
– Только когда ты успокоишься.
– Пошла ты в жопу! – сквозь зубы проговорил паренек. – Свинья!
«Весьма эксцентрично!» Слоан краем глаза поглядывала на нечеткие фигуры на периферии ее зрения, но их, казалось, устраивала роль наблюдателей. Без сильного лидера они потеряли уверенность.
Потеряв Каликса, они потеряли сердце.
Она не хотела заводить руку инженера еще выше, не хотела ее ломать, но и отпускать тоже не торопилась.
– Я здесь не как глава службы безопасности, – с нажимом сказала она. – Я в такой же ситуации, как и вы. Как и все вы, – добавила она, повернув голову к остальным и кивнув. В волнах подозрения и неверия, направленных на нее, она повернулась к ним одним боком, затем другим, чтобы они увидели: оружия у нее нет. – Я здесь по тем же причинам, что и вы. Каликс верил в вас. Вы хотите пустить его веру коту под хвост?
Пот катился по лбу ее пленника. Его глаза закрылись, он попытался вырваться из ее хватки, но только застонал от боли и злости, когда она не отпустила его.
– Прекрати, Ннеброн. – Она обратилась ко всем: – Вы, ребята, подняли оружие против несправедливости, и ваша сторона проиграла. От этого не уйти. Никому из нас не уйти.
– Но…
– Я пыталась, как могла, спасти вас от кроганов, – тихо пресекла всякие возражения Слоан, чувствуя, что идет по лезвию ножа. – Я не смогла спасти Каликса, и мне жаль, что у меня не вышло. Очень жаль. Но он уже мертв. А вы живы. И я хочу, чтобы вы и дальше оставались живы, вам ясно?
– А остальная часть нашей команды? – Для человека, находящегося в таком невыгодном положении, Ннеброн демонстрировал весьма достойную решительность. По крайней мере, Слоан находила его поведение достойным. – Как насчет Реджа? Он мертв. Ульрих, Каликс… – Он попытался взмахнуть рукой. – Партнер Реджа все еще там, мы не можем…
– Мы свой выбор сделали. – От злости ее голос зазвучал громче, острыми когтями прошелся по сокамерникам, вызвал удивленный вскрик Ннеброна. – Поймите наконец! Я ничем никому не смогу помочь, пока заперта здесь; это ваши дурацкие головы понимают? Мы должны играть теперь по правилам. Любая возможность выйти из этой камеры будет возможностью сделать новый выбор.
Слоан, безусловно, доверяла системе до того момента, когда Скверна в аварийном режиме не вывела ее из стазиса. Она исполняла свой долг, следовала протоколам Инициативы. Старалась со всеми поступать по справедливости. И вот куда это ее завело.
Заперта в камере и лишена возможности делать выбор. Даже сокамерники видят в ней врага.
Хватит.
– Тех, у кого достаточно тяжелые ранения, поместили под наблюдением в медицинскую часть. Там они получат необходимую помощь, – твердо добавила она. Талини обещала ей это. – Сейчас мы должны позаботиться о себе. О тебе и обо мне, Ннеброн. О людях в камерах. Вот в чем вопрос. И что вы собираетесь делать для этого?
Его запястье согнулось в ее хватке, словно он собирался вырваться, но, когда она лишь сильнее ухватила его, он перестал трепыхаться. Только зыркнул на нее.
Может быть, понял. Пора выяснить. Она решила рискнуть и ослабила хватку. Позволила ему отодвинуться от стены, но запястья не отпустила. Демонстративно.
– Я в любой момент могу надрать тебе задницу, если не прекратишь выкаблучиваться, – без обиняков сказала она. – Но я этого не хочу.
Парень высвободил руку из ее хватки, но только для того, чтобы помассировать плечо и уставиться на ее ноги, в пол. Может быть, испуганный. Или смущенный.
Или просто… потерянный.
Слоан отодвинулась, освобождая для него пространство, но отодвигаться ей особо было некуда. Она остановилась, прижавшись спиной к дверям, откуда она могла наблюдать за Ннеброном и другими. Все они смотрели куда угодно, только не на нее. Большинство – в пол.
Напряжение в воздухе – не столько натянутое, сколько тяжелое, укоренившееся в душе чувство отчаяния. У всех, даже у забияки Ннеброна с его последней неудачной попыткой добиться хоть чего-то, похожего на победу.
Черт!
Слоан хотелось развернуться и ударить кулаком в дверь. Хотелось наорать на людей, которые принимали решения, приведшие их сюда. Разбудить Норду – худшее из них. Сбросить ядерную бомбу на противника, у которого в руках только палки. Она хотела ухватить тонкую шею Танна двумя руками и сжать, чтобы он почувствовал всю боль, которую причинили Норда и ее воины всем, кто находится здесь, в этой чертовой камере.
В первую очередь она хотела, чтобы перед ее глазами перестали мелькать мгновения смерти Каликса, его расширившиеся глаза, жизнь, резко пресекшаяся за закрытыми веками.
Она хотела многого. А у нее были только остатки разношерстной команды и уверенность, горькое знание, что руководство, на которое она работала, которому давала советы, предало ее. Предало их всех. Ей необходимо было каким-то образом наладить с ними отношения. Каликс верил в свою группу.
Теперь ее задача – сделать так, чтобы они поверили в нее. Нравится им это или нет.
Она начала с главного, понятного ей.
