Со скуки и тоски я до того ошалела, что пару раз забрела к археологам. Неподалеку от Слоновьего холма они снова шурудили лопатами и совками — не то древнее поселение откапывали, не то могилы скифских воинов. Подобное я наблюдала не впервые. Приезжали сюда эти чудаки и раньше. Разбивали лагерь, расчерчивали все на участки, перетягивали полосатыми лентами и начинали монотонно пылить. Взрослые обычно командовали и размахивали руками, молодежь — кто с прилежанием, а кто с ленцой — ковырялись в земле.
Между нами говоря, я всерьез подозревала, что таким образом ребят просто отвлекают от хулиганства на улицах. Собирали, небось, самых отъявленных и завзятых, вешали им лапшу на уши про сокровища Атлантиды, про золотой шлем Александра Македонского, сажали в автобусы и везли в наш приморский суглинок. А уж тут выдавали лопаты, — и не горюй, мама дорогая! — с утра и до вечера будь добр — спасай науку археологию! Уверена, какую-нибудь ерунду они, само собой, находили. Возможно, им даже специально подбрасывали пару монет для затравки, а там пробегала неделя, другая, и поздно уже было бузить. Любимый город, можешь спать спокойно: на месяц-два — хулиганов сумели занять и отвлечь.
Впрочем, смотреть, как копаются в земле, было не особенно весело, и на четвертый день я не выдержала. Мне нужен был кто-то для душевного разговора. Кто-нибудь живой и сочувствующий. Машки с Валькой, моих ближайших одноклассниц, разумеется, не было, — одна вдыхала ароматы Венеции, другая лакомилась самарскими яблоками. Но я вовремя вспомнила о Юльке. Из всех моих закадычных подружек дома оставалась она одна.
Так уж получается, что северяне едут отдыхать на юг, а южане, само собой, отправляются на север. Это не Броуновское движение, это попытка удержать равновесие. Открою по секрету: из трех, держащих Землю слонов один оказался ленивым и давно бросил своих дружков, отправившись неведомо куда покурить. Ну а на спинах двух оставшихся «элефантов» Земля то и дело неустойчиво покачивается. Еще и люди вовсю стараются — гоняют туда-сюда на машинах, самолетах и мопедах — перемещают свои грузные тела в компании с чемоданами и рюкзаками. Бедные слоники напрягают мышцы, истекают потом, переступают осторожно ножищами, но надолго ли их хватит, не знаю.
Так или иначе, но Юлька равновесие поддерживать отказалась, и именно с ней мы сидели сейчас на школьном дворике, под раскидистой шелковицей. Само собой, обсуждали мировые проблемы. Сначала Юлькины, потом — мои. На этом проблемы и заканчивались. То есть у Юльки и обсуждать было нечего: приблизительно те же истории я слышала от нее месяц и два назад. Сплошные амуры-гламуры. Оно и понятно. Я-то была курносой, худой, по-мальчишечьи плоской — какие у меня амуры! — а вот у Юльки уже год как парой боровичков проросли вполне симпатичные грудки. Мягкие, аппетитные — совсем как булочки из школьной столовки. Я сама несколько раз их трогала — Юлька разрешала, давая возможность оценить то несравнимое наслаждение, что получают от тех же действий мальчишки. Особого наслаждения я не ощутила, но грудки и впрямь были приятные. Да и вся Юлька походила на этакую зазывную скрипочку. Загорелая, черноглазая, звонкоголосая. Торговала бы на рынке, наверняка собирала бы море покупателей. Разумеется, пацаны на нее посматривали. И она на них посматривала. Вроде как выбирала. Вот и выбрала на свою голову спортсмена Кольку. А тот взял и укатил на летние сборы. Многоборец, блин! Мало того что укатил, так еще не написал за полтора месяца ни одного письма. Подлец, конечно, какой разговор, хотя по-своему это тоже было показательно. Нет — значит не любит. Юлька все поняла, и приговор подруги был не менее суровым. Не такая она дурочка, чтобы бегать со своими драгоценными грудками и кого-то там умолять да упрашивать. Приедет — сам побегает! Поймет, что почем…
— А попросит списать — фиг я ему дам! — грозилась Юлька. — И на день рождения не приглашу. Мне ведь скоро четырнадцать стукнет, прикинь! Совсем старуха. Приходи, кстати, обязательно! Вот уж покалякаем.
Я пожала плечами. Как будто в другое время мы не могли с ней покалякать.
— Постараюсь…
— Не, серьезно! Реально повеселимся. Я Максика приглашу, Нинку, Егора, еще кого-нибудь, — Юлька протяжно вздохнула. Само собой, по Кольке, которого пригласить ей хотелось бы больше всего на свете.
— Ты не горюй.
— Да я не очень и горюю… — она снова вздохнула. — Но какой он все-таки гад, прикинь! Я его почти любила.
— Может, он тоже почти любил? — осторожно предположила я.
— Да разве можно сравнивать! — возмутилась Юлька. — Мы ведь не они! Мы откликаемся, понимаешь? Типа, эха. И это нормально, так природа, прикинь, устроила. Нам дарят цветы, мы улыбаемся. Нас приглашают, мы, типа, соглашаемся.
— А наоборот невозможно?
— Ну, если дура полная, почему нет. — С видом полной умницы Юлька высыпала в рот несколько подушечек жевательной резинки, протянула и мне. Я отказалась. У Юльки-то выхода не было, она уже месяц, как бросила курить. И теперь мучительно выбирала — либо леденцы, либо жвачка. Но с леденцов толстеют, а от жевательной резинки нарабатывают язву желудка. Юлька, поколебавшись, выбрала язву, но до конца все-таки не была уверена в правильности выбора. Может, даже подумывала — не вернуться ли обратно к сигаретам.
Конечно, если верить журналам, от табака тускнеет и морщится кожа, зубы чернеют и крошатся, но ведь и язва — дело несладкое. Хотя, сказать по правде, все это были сплошные понты — и сигареты, и жвачка, и Юлькина вечная уверенность в собственных словах. Уж я-то знала, с кем она тайком ложится каждую ночь спать. Не с пацанами крутыми, а с куклой Асей и плюшевым мишкой Димой. Она и в портфельчик на самое дно клала любимого пластмассового ежика — того самого, с которым еще в песочнице играла. Но это была тайна для посвященных, и я к таким вещам относилась снисходительно. Сама была с приветом. Вон и шелковице пару раз украдкой подмигнула, пока слушала Юльку. И по стволу с удовольствием провела бы ладонью, послушала бы, что скажет мне деревце в ответ. А оно наверняка пожаловалось бы на школяров, что обрывают ягоды вместе с ветками, на беспардонных котов, сдирающих кору когтями, на тусклое одиночество во время зимних ночей…
— Вон и Витька Анциферов намеки делал, — продолжала Юлька. — В кино пару раз приглашал, мороженое покупал. Правда, в стаканчиках, не пломбир…
— В стаканчиках тоже ничего.
— Ну да… Только я после доперла, что это он к тебе клинья подбивал.
— Ко мне? — удивилась я.
— Ну да. Ты ведь на него ноль внимания, фунт презрения, вот он и действует окольно. Как бы ревность твою разжигает, клоун. А сам все про тебя тихонечко выпытывает.
Я фыркнула.
— Больно он мне нужен!
— Вот и я решила: лучше уж с Максиком кантоваться. В кино там сходить или на пляж. Видела, как Максик одевается? Всегда с иголочки. За модой следит.
Я безучастно кивнула, а Юлька выдула первый пробный пузырь размером с хороший персик. У меня такие редко получались, а вот Юлька была настоящей мастерицей по этой части — не пузыри выдувала, а прямо какие-то дирижабли. Правда, и лопались эти дирижабли почти беззвучно. Я давно заметила: маленькие пузыри бабахают все равно как пистоны, большие же сил не имеют, хоть и выглядят богатырски. Сдуваются и опадают. Короче, почти как люди.
