«Самая трудная работа – не работать!» – восклицал он.
Джорджия О’Кифф (1887–1986)
[123]
«Я люблю просыпаться на рассвете, – рассказывала Джорджия О’Кифф в 1966 г. журналисту. – Собаки заговаривают со мной, я развожу огонь, обычно грею немного чаю, сажусь в постели и смотрю, как восходит солнце. Раннее утро – лучшее время дня, вокруг нет людей. Такая вот я добрая, предпочитаю мир без людей».
С 1949 г. и до конца жизни художница жила в пустыне в штате Нью-Мексико, где нетрудно было найти столь желанное уединение. По утрам она отправлялась на получасовую прогулку, высматривая на своем участке гремучих змей, которых она убивала тростью и хранила кольца с их хвостов в ящике, чтобы показывать гостям. К семи утра кухарка готовила завтрак, типичную местную пищу: острый чили с чесночным маслом, яйца всмятку или глазунью, хлеб с повидлом, нарезанные ломтиками фрукты и кофе или чай. Когда Джорджия была в настроении рисовать, она запиралась в студии до конца дня, прерываясь лишь в полдень на обед, если же ей не хотелось работать, она занималась домом и садом, отвечала на письма и принимала гостей. Сама она предпочитала дни, когда ей работалось.
«В другие дни, – говорила она, – торопишься выполнить все то, что, как тебе кажется, нужно для поддержания жизни. Сажаешь что-то в саду, следишь, как ремонтируют крышу, отвозишь собаку к ветеринару, проводишь день с друзьями… Эти занятия могут даже доставлять удовольствие… Но всякий раз торопишься с некоторым раздражением закончить их, чтобы вновь вернуться к живописи, потому что это – главное, и все остальное делаешь только ради этого… Творчество – будто нить, на которую нанизан смысл всего остального, из чего состоит жизнь».
Ужинала она в 16.30 и больше уже не ела. Она специально ела так рано, чтобы оставалось время для вечерней поездки по столь любимым ею местам. «Когда я думаю о смерти, – сказала она как-то раз, – то жалею только о том, что больше не увижу эту прекрасную страну».
Сергей Рахманинов (1873–1943)
«Некоторые пианисты называют себя рабами инструмента, – сказал Рахманинов в интервью 1933 г. – Если я его раб, то могу сказать одно: хозяин у меня очень добрый».
Для поддержания формы композитору требовалось всего два часа упражнений ежедневно. Другое дело – сочинение музыки. Тут Рахманинову требовалось как можно больше ничем не прерываемого досуга. В 1907 г. он писал другу: «Сегодня я работал только с девяти утра до 12.30. Затем обед, а теперь вместо работы я пишу тебе. У меня имеется один свободный час, а затем час прогулки. Потом два часа упражнений, и я ложусь спать вместе с курами. Выходит всего четыре часа в день на сочинение музыки. Слишком мало!»
Владимир Набоков (1899–1977)
Родившийся в России писатель славился своими причудами в работе. Так, с 1950 г. он делал первые наброски карандашом на разграфленных учетных карточках, собирая их в длинных каталожных ящиках. Набоков утверждал, что роман складывается у него в голове целиком, в готовой форме, еще до того, как он приступал к работе. Этот метод позволял ему записывать кусочки текста без всякой последовательности, в том порядке, в каком они приходили ему в голову, а затем, тасуя свои записи, он мог быстро сложить целые страницы, главы и даже части книги. Коробка с карточками служила также переносным письменным столом: первый вариант «Лолиты» писатель начал во время путешествия по Америке и работал по ночам на заднем сиденье припаркованного автомобиля – по его словам, то было единственное место, где не было ни шума, ни рукописей. И только после нескольких месяцев такой работы он отдавал наконец карточки жене, чтобы она подготовила напечатанный текст, а затем несколько раз основательно перерабатывал этот материал.
В молодости Набоков предпочитал писать в постели, прикуривая одну сигарету от другой, но когда стал старше и бросил курить, привычки изменились. В интервью 1964-го он поведал: «Обычно мой день начинается за чудесной старомодной конторкой в моем кабинете. Потом, когда сила притяжения начинает пощипывать икры, я сажусь в удобное кресло за обыкновенный письменный стол, и, наконец, когда тяжесть ползет вверх по позвоночнику, я ложусь на диван в углу моего маленького кабинета»
[124].
В эту пору они с женой занимали шестикомнатные апартаменты на верхнем этаже Palace Hotel в Монтре (Швейцария) с видом на Женевское озеро. В том же интервью Набоков рассказывал:
«Зимой я встаю около семи: мой будильник – альпийская красноногая галка, большая черная птица с блестящими перьями и крупным желтым клювом, которая навещает мой балкон и весьма мелодично клекочет. Некоторое время лежу в постели, обдумываю и планирую день. Около восьми – бритье, завтрак, медитация в тронной позе, ванна – в таком вот порядке. Потом до обеда я работаю у себя в кабинете, делая перерыв для короткой прогулки с женой вдоль озера. В то или иное время почти все знаменитые русские писатели XIX в. бродили здесь: Жуковский, Гоголь, Достоевский, Толстой, который ухаживал за гостиничными служанками не без ущерба для здоровья, и множество русских поэтов. Впрочем, то же самое можно сказать о Ницце или Риме. Второй завтрак у нас около часа, и в 13.30 я вновь сижу за столом и непрерывно работаю до 18.30. Потом прогулка к киоску за английскими газетами и в семь обед. Никакой работы после обеда. Ложусь около девяти. Читаю до половины двенадцатого, а потом ворочаюсь от бессонницы до часу ночи».
«У меня обычные привычки, я неприхотлив в еде, я ни за что не променяю мою любимую яичницу с ветчиной на меню, в котором тьма опечаток»
[125], – сказал он в другом интервью.
«Из иных острых удовольствий назову телетрансляцию футбольного матча, порой бокал вина или треугольный глоток баночного пива, солнечные ванны на лужайке, а также сочинение шахматных задач»
[126].
И, разумеется, писатель получал удовольствие от охоты на своих любимых бабочек, чем и занимался летом на склонах Альп, иной раз пробегая за день 25 километров, из-за чего, как он угрюмо признавался, спал еще хуже, чем зимой.
Бальтюс (1908–2001)
Этот таинственный художник опубликовал первую книгу в возрасте 12 лет – 40 иллюстраций к истории кота, написанной Райнером Рильке, любовником его матери. С этого момента и до 80 с лишним лет он рисовал ежедневно. Самозваный граф Бальтюс Клоссовски де Рола поселился в величественном шале в Швейцарских Альпах и жил как истинный аристократ в окружении супруги, слуг и кошек.
Позавтракав в 9.30 и просмотрев почту, Бальтюс присматривался к утреннему освещению. «Это единственный способ понять, стоит ли браться за кисть, удастся ли нынче погрузиться в таинство художества», – пояснял он. Поздним утром, а иногда и после обеда Бальтюс направлялся в свою студию на окраину соседней деревушки. В старости он опирался на трость, а в последние годы жизни его жена Сэцуко возила художника в инвалидном кресле. Работа неизменно начиналась с молитвы, затем следовало несколько часов медитации перед холстом. Иногда к этому и сводился весь рабочий день – ни одного мазка не ложилось на полотно. Еще одна необходимая часть ритуала – курение:
