– Алмазы, датчик компенсации утечки прямо над вами – под панелью в центральной потолочной зоне, – терпеливо объяснял Сергей Павлович.
– Рядом с клапаном сброса давления? – уточнил Беляев.
– Да‑да, совершенно верно.
Павел с Алексеем переглянулись и начали расстегивать привязные ремни.
– Для вскрытия обшивки по контуру, – продолжал Главный, – удобнее всего воспользоваться инженерным ножом. – Напоминаю: он находится в инструментальном отсеке.
Освободившись от ремней, Беляев дотянулся до небольшого инструментального отсека и вооружился специальным ножом.
– Заря, я Алмаз, приступаем…
* * *
– Это авантюра! Авантюра, Сергей Павлович! – яростно жестикулируя, возмущался Раушенбах. – Обшивка скрывает оголенные контакты, находящиеся под напряжением! Вспомните, как во время сборки «Восхода» убило нашего техника. А ведь он был опытным и квалифицированным специалистом!
Королев упрямо молчал.
Отшвырнув мешавшую линейку, Борис Викторович ткнул пальцем в точку схемы, где сходились сотни электрических линий.
– Посмотрите, какая здесь плотность укладки! А у них ни инструментов, ни нормального света! Остановите их, пока не поздно! Остановите!
Но Главный уже принял решение. А когда он что‑либо решал – остановить его было невозможно.
– Алмазы, слушайте меня внимательно, – сказал он в микрофон.
* * *
Справившись с обшивкой, космонавты на секунду замерли.
– Японский бог! – прошептал Леонов.
Они неплохо знали устройство своего корабля, но такое нагромождение электропроводки предстало перед ними впервые. Самые толстые жгуты, туго обвязанные пластмассовыми стяжками, сидели в центре специальной ниши; по краям и сверху их окружали жгуты потоньше.
Для устранения внезапно появившейся проблемы космонавты должны были разрезать фиксирующие стяжки, раздвинуть освободившиеся жгуты и, добравшись до датчика компенсации утечки, обесточить его. Включался и выключался данный агрегат автоматически, и другого способа прервать его работу попросту не имелось.
– Зря мы вскрыли обшивку, – вздохнул Павел и вытер со лба испарину.
– Ты чего? – озаботился Алексей его нездоровым видом. – Нормально себя чувствуешь?
– Так себе… Ничего. Держусь…
В этот момент в эфир прорвался голос Королева:
– Алмазы, система датчиков находится под жгутами электрических проводов. Чтобы до них добраться, нужно перерезать фиксирующую жгуты обвязку.
– Мы уже поняли, Заря, – ответил Беляев. – Леш, давай… свети…
Космонавты максимально приблизились к нише и принялись за работу…
* * *
– Евгений Анатольевич, что с ними будет, если у нас ничего не получится? – не оборачиваясь, тихо спросил Королев.
Немного помедлив, Карпов ответил:
– Сначала они почувствуют онемение конечностей. Потом начнутся судороги: от безобидного подергивания мышц до продолжительных и болезненных спазмов. Все это будет происходить на фоне частичной потери слуха, ослабления координации и зрительных галлюцинаций.
– А потом? – повернулся к доктору Каманин.
– Потом они просто заснут.
– Заснут, и все?
– Вот именно – все…
* * *
Евгений Анатольевич Карпов родился в 1921 году в Киевской области. Учась в школе, мечтал о двух профессиях: военного и врача. Узнав о том, что их можно совместить, не раздумывая отправился в Ленинград, где поступил в Военно‑медицинскую академию имени С. М. Кирова.
Окончание академии пришлось на тяжелый военный 1942 год. Для распределения в войска действующей армии выпускников вывезли из Ленинграда по ладожской Дороге жизни. Свою службу Евгений Карпов начал в дивизии авиации дальнего действия, укомплектованной опытными экипажами, многие из которых в августе‑сентябре 1941 года наносили бомбовые удары по столице фашистской Германии. Так авиационная медицина стала его призванием и главной специальностью.
Приобретенный в годы Великой Отечественной войны опыт Карпов приумножал научной работой в Институте авиационной медицины. Поэтому, когда встал вопрос о назначении первого начальника Центра подготовки космонавтов, выбор пал на него.
В кратчайшие сроки, продиктованные стремительно развивающейся космонавтикой, Евгений Анатольевич решил ряд сложнейших проблем: выбрал в Подмосковье место для будущего Звездного городка, организовал там строительство жилья, лаборатории, спорткомплекса, многочисленных стендов и всего остального, что требовалось длякачественной подготовки будущих космонавтов.
Пройдет совсем немного времени, и Карпову, наряду с Королевым и дежурным врачом Никитиным, доведется охранять сон Гагарина и Титова в ночь на двенадцатое апреля 1961 года.
И именно Карпов, помогая первому в мире космонавту надеть перед полетом скафандр, вдруг срочно потребовал красную краску. И, выводя кисточкой на его белом гермошлеме буквы «СССР», сказал:
– Чтоб те, кого ты встретишь на Земле после полета, поняли: ты свой…
* * *
Леонов освещал место работы небольшим электрическим фонарем, привязанным к запястью нейлоновым шнуром.
Его напарник, упершись кленками в кресло, осторожно просовывал ладонь с инженерным ножом между раздвинутых жгутов. В нише поблизости от жгутов поблескивали в лучах желтого света открытые клеммы электрических контактов.
– Стоп, Паша! Тихо! – Алексей заметил, как рука товарища скользнула мимо жгута и лезвие ножа едва не ткнулось в клеммы.
С Павлом творилось что‑то неладное: голова безвольно покачивалась, руки не слушались; в какой‑то момент он просто стал неподвижен.
– Паш, ты чего? – посмотрел Леонов на друга.
Тот спал.
Перестав светить фонариком в нишу, Алексей осторожно отвел руку товарища от клемм и попытался растормошить его.
Не получилось.
Тогда он отодвинул Беляева в сторону, вооружился ножом и решил действовать самостоятельно…
– Алмазы! Алмазы, вы слышите меня? – доносился из динамика встревоженный голос Королева. – Алмазы, вы слышите меня? Ответьте!..
Отвечать было некогда. Кое‑как пристроив включенный фонарь в проводах на краю ниши, Леонов резал скрепляющую жгут стяжку. При этом он приговаривал:
– Хорошо светишь, Паша… Лучше всех. Ровно… Светло так. Ага, молодец…
Расправившись с несколькими стяжками, он медленно раздвинул жгуты, как когда‑то в далеком детстве раздвигал ладошками траву перед найденным птичьим гнездом.
