А главное, Макс с такой злой интонацией говорил про эту квартиру… Будто напоминал, что здесь она на птичьих правах живет и что не мешало бы ей активнее наблюдать за потенциальным наследством. Хотя и неприятно об этом думать, но тут он прав, полностью прав. Надо держать руку на пульсе, наблюдать…
Да, зря она тогда маму послушалась и отказалась от своей доли. И в данном случае Максим прав. Теперь и думай, и бойся… А вдруг?!.
* * *
Не верилось до конца, что Жанна уедет. Не верилось, что оставит ее с Марком в квартире. Не должна была Жанна так поступить. По всем канонам и правилам не должна была. Потому что родная дочь, потому что воспитана по тем самым канонам и правилам, исключающим подобную эскападу. То, что можно простить сыну, нельзя простить дочери, потому что у дочери особые обязанности перед матерью. И Юлик был прав, когда пытался ей про эти обязанности объяснить.
Когда услышала из прихожей звук хлопнувшей за Жанной двери, с трудом проглотила ком, застрявший в горле. Уехала-таки. К этому, своему. Совсем голову потеряла! Бросила беспомощную мать ради этого своего! Променяла мать — на кого? На полное мужское ничтожество? Да и не в самом ничтожестве дело, если уж на то пошло. Как Жанна посмела, вот что досадно! Не обидно, а именно досадно! Никогда такой досады не испытывала, разъедающей внутренности, как серная кислота.
Наверное, в такие минуты матери проклинают своих детей. Или не проклинают, но еще надеются на что-то, вдруг дитя опомнится, устыдится, схватится за голову… Вспомнит, что мать — это святое. Та самая мать, которая всю жизнь положила, чтобы из дитя человека вылепить.
Ей показалось, что звонок, прозвучавший в прихожей через пятнадцать минут, был спасением. Жанна, дочь! Елена Максимовна опомнилась, устыдилась. Вернулась-таки!
Приподнялась на подушках, вслушалась в голоса, звучавшие в прихожей.
Это была не Жанна. Голос из прихожей был Валечкин — всего лишь. Наверное, ей Марк открыл.
Было слышно, как они курлыкают удивленными возгласами — Валечка на высокой ноте, а Марк бубнит сдержанно и, как ей показалось, весьма осторожно. Наверное, ему не понравилось, что Валечка зашла. Зачем ему присутствие Валечки? Лишний свидетель.
И сама испугалась своей мысли — свидетель чего? Не думает же она, что Марк и в самом деле хочет ее убить? Если бы хотел, не приволок бы всю семью, по-другому бы как-то рассчитался. Но кто его знает, чего он хочет! Зачем-то же остался в квартире, внял Жанниным просьбам! Ох, Жанна… Уму материнскому непостижимо, что ты делаешь.
В дверях показалась Валечка — лицо розовое от неожиданности, глаза горят огнем удивления. И такая радостная улыбка на губах, что неловко даже. Чему радуешься, дурища?
— А я Марка совсем не узнала, Елена Максимовна… Так изменился! А он меня сразу узнал. Здравствуй, говорит, Валюша, сколько лет, сколько зим. Надо же, какая встреча! Мы же с Марком в одной школе учились, в параллельных классах.
И, повернувшись к Марку, спросила быстро:
— Помнишь?
— Конечно, помню, Валюш. Ты с Аркашкой Леоновым из нашего класса дружила. Помню, как вы ходили все время взявшись за руки. Он смешной такой был, добрый и неуклюжий, а ты, наоборот, девушка боевая, чуть ли не в драку лезла, когда его обижали. Кстати, где он сейчас, не знаешь?
— Отчего же не знать? Знаю! Я за него замуж вышла, Марк! Аркашка ко мне переехал, так что скоро его увидишь. Он все такой же, добрый и неуклюжий, и я ужасно с ним счастлива.
— Ух ты… Молодец! Значит, все успела! Я рад за тебя, Валечка.
— Да, я все успела. И замуж выйти, и наш медицинский закончить. Правда, карьеры особой не сделала, работаю терапевтом в нашей районной поликлинике. Вот, Елена Максимовна моя пациентка, забегаю к ней по-соседски. Кстати, несчастье с дядей Колей на моих глазах произошло, так жалко его, просто ужас. И вообще, последние дни такие горестные выдались. Как-то все сразу случилось, в одно время. Наверное, чаще всего так и бывает. И дядю Колю похоронили, и у Елены Максимовны со здоровьем большая неприятность. Замкнутый круг. А где Жанна, Марк? Она вышла куда-то? Мне бы с ней надо поговорить.
— Жанна уехала, Валечка.
— Как уехала? Куда?
— К себе домой. У нее там срочные обстоятельства какие-то.
— Но она вернется сегодня?
— Нет.
— Ой, ну как же так?.. А как же Елена Максимовна? Как же она одна?
— Она не одна. Я сделаю все, что нужно. Жанна мне все объяснила, все показала, все рассказала. Так что не волнуйся, пожалуйста.
— Ты?! Сам все сделаешь?
— Да, я. Или моя жена. Она сейчас дочку спать укладывает, я вас потом познакомлю.
— Да? Ну, что ж… — раздумчиво кивнула Валечка. — Просто я полагала, что Жанна будет с Еленой Максимовной. Это же так естественно, по-моему. А ты… Ну, не знаю… Хотя не мое дело, конечно.
Эта Валечкина заторможенность стала последней каплей для Елены Максимовны, вынужденной прослушать их диалог. И сам по себе прозвучал с ее стороны ехидный вопрос:
— Это ничего, что я здесь присутствую, уважаемые? Я вам не мешаю, нет?
Оба, и Марк, и Валечка, глянули на нее с удивлением. У Валечки удивление было неловкое, а у Марка слегка озабоченное, будто она не возмущалась, а просила о помощи.
— Я что, неодушевленный предмет, по-вашему? Я сама не могу решить, кто будет находиться со мной рядом? Что это вы себе позволяете? Я не настолько немощна, чтобы…
В горле у нее вдруг запершило, будто его перехватили жесткой веревкой, и вся гневливая интонация потонула в надсадном кашле.
Валечка бросилась к тумбочке, где стояла коробка с лекарствами, приказала коротко:
— Марк, принеси воды!
Потом — уже ему в спину:
— Не надо воды, здесь есть вода. Сделай лучше чаю, крепкого и сладкого!
Кашель отпустил, и Елена Максимовна с досадой оттолкнула Валечкину руку со стаканом воды. Провела рукой по груди, выдохнула хрипло:
— Не надо мне ничего. И чаю не надо. Уходите отсюда все… Все…
— Зря вы так, Елена Максимовна, — осуждающе произнесла Валечка, стряхивая с подола платья пролившуюся из стакана воду. — В вашем положении подобное поведение… Как бы помягче сказать… Нецелесообразно. Нет, я могу вас понять, конечно, и обиду на Юлиана и Жанну понять могу. Но я тут при чем? И Марк? Он остался с вами, он хочет вам помочь, а вы… Нехорошо, Елена Максимовна, нецелесообразно!
— А что мне целесообразно? Сдохнуть поскорее? Так научи, как мне правильно сдохнуть! Чтобы я родным детям руки развязала! Ты тоже этого хочешь, да?
— Перестаньте. Перестаньте, пожалуйста. Нельзя так. Возьмите себя в руки, не надо мне свой характер демонстрировать. Я и без того знаю, какой у вас характер, — сказала Валечка.
— Да не твоего ума дело, какой у меня характер! Твое дело — лечить, а не в душу лезть! А если не можешь вылечить… Зачем тогда пришла?
