В Рукописном отделе Пушкинского Дома хранится письмо командира батальона 32-го егерского полка подполковника А.Г. Неймана, написанное им генералу Орлову в то время, когда над командиром 16-й дивизии уже сгустились тучи… Оно исполнено весьма неразборчивым почерком, в некоторых местах чернила проходят через страницу насквозь, искажая на ней написанное. Однако вполне возможно понять то, что нам нужно:
«…Вспомните приказ, который [неразборчиво] мне при вступлении вашем на дивизию, и просили моего совета, вспомните, что я вам отвечал. Скольких бы неудовольствий избавили вы меня и себя, если бы послушались? Советовал я когда-нибудь тиранить солдата? Защищал ли жестокости? [неразборчиво]; но правила моего управления не произвели буйства неповиновения, пренебрежения начальников и пр. Позвольте сказать вашему превосходительству. Вы худо знаете солдата. Эпоха управления вашего ещё не настала. Вы имели похвальное намерение [неразборчиво] доверенность и любовь нижних чинов…»
Нейман, как и многие иные, считал, что Орлов «заигрывает» с солдатами и подрывает авторитет офицеров. (В принципе та же мысль звучит и в приказе графа Витгенштейна.) Офицеры также могли думать, что «его превосходительство чудит», чему не особенно удивлялись: Орлов был гвардеец, а в гвардии к нижним чинам отношение традиционно было барственно-снисходительное — так ведь и солдаты там были специально отобранные, не только по внешним данным, но и по личным своим качествам.
Не будем идеализировать тот «человеческий материал», из которого делались «чудо-богатыри» Русской императорской армии. При рекрутской системе помещики старались сдавать в солдаты худших — если не по внешнему виду, для которого при приёме рекрутов существовали определённые критерии, то по нравственным качествам — уж точно. «Солдатчина» считалась суровым наказанием, срок службы достигал 25 лет, вот и старались господа сбагривать бездельников, пьяниц, смутьянов, нечистых на руку людей. Но далее рекрута воспитывал «здоровый воинский коллектив», помогая ему поскорее «изжить» все отмеченные недостатки: нет, наверное, смысла объяснять, как в этом суровом коллективе молодых солдат приучали трудиться наравне со всеми и не зариться на чужое…
К сожалению, отбор и подготовка офицерского состава, особенно в армейской пехоте, также оставляли желать лучшего.
Мы имеем весьма романтичное представление об армии эпохи 1812 года. Блистательные «молодые генералы своих судеб», благородные офицеры-помещики, etc. Но если обратиться к очень интересной книге Дмитрия Целорунго «Офицеры русской армии — участники Бородинского сражения», оттуда можно почерпнуть много неожиданных статистических данных. (При Бородине сражалась только часть русских вооружённых сил — но, думается, и по всей армии картина будет почти такая же.) Так, «…основная масса офицеров (77 процентов) не была владельцами или наследниками крепостных и недвижимости, а на долю офицеров-помещиков приходилось всего 3,8 процента от общего числа офицеров… По нашим данным, 20,8 процента офицеров-помещиков лично владели не более 20 крепостными мужского пола и 36,1 процента владели от 21 до 100 крепостными»
. Да ведь нищета всё это была, милостивые государи! Отсюда и уровень развития соответствующий, и желание хоть как-то денежку прикопить…
Из той же книги можно узнать, что 66,8 процента офицеров армейской пехоты умели только читать и писать, на чём и заканчивалось их образование; подавляющее большинство офицеров начинало службу в своих же полках юнкерами, а то и солдатами. Нравы армейского офицерства были достаточно простые и грубые, а потому не удивительно, что дисциплина поддерживалась за счёт палки и кулака. Признаем, что в то время, да при том контингенте совсем обойтись без этого было нельзя — вот только всё должно было быть в меру… Но кто эту меру сразу определит?!
Наверное, всё-таки Михаилу Фёдоровичу прежде всего нужно было как следует поработать с офицерами, разъяснить им свою позицию, предупредив, что это не минутный каприз нового начальника, а постоянная его политика, проконтролировать выполнение приказов… Это ж только в сказках все приказы выполняются неукоснительно и немедленно!
Насколько помнится, в Западной Европе Средних веков бытовало такое правило: «вассал моего вассала — не мой вассал». То есть командиру следует руководить своими непосредственными подчинёнными. В данном случае командиру дивизии — командирами бригад и полков, своим штабом, требуя от них, чтобы они должным образом воздействовали на собственных своих подчинённых.
А тут вышло так, что солдаты вдруг получили право жаловаться на своих командиров, толком ещё и не понявших, что к чему и что им следует делать — и этим правом, разумеется, сразу же стали пользоваться (солдаты — народ ушлый, недаром «суп из топора» варят!). Это здорово нарушило субординацию, существенно ударив по авторитету целого ряда командиров, и тем самым вызвало негативное отношение многих офицеров к дивизионному начальнику.
Беда Михаила была в том, что он, не имея опыта не только полкового, но даже и эскадронного командира (командование «летучим» отрядом, разумеется, не в счёт), сразу же взвалил себе на плечи дивизию… Слова подполковника Неймана: «Вы худо знаете солдата» содержат в себе горькую правду.
Орлов со своими приказами явно поторопился — однако обстановка на турецкой границе была предгрозовая и следовало срочно наводить порядок.
Только не нужно представлять себе, что командир дивизии лишь тем и занимался, что придумывал «революционные» приказы, не выходя из собственного кабинета. Вот строки из его письма князю Вяземскому, написанного 15 октября:
«Мы здесь смирно живём, то есть не я, а все другие. Что же касается до меня, то я проехал уже 600 вёрст верхом и сажусь ещё на коня, чтоб проехать снова 800. Объезжаю всю границу, мне поверенную, и только после моего возвращения отдохну немного. Моя жизнь, друг мой, мне нравится, хотя она и не весьма приятна с первого взгляда. Много занятий, много трудов, много движения. А это мне и нужно. Дни молодости улетели безвозвратно. Я об них не жалею. Дни старости только бы не так скоро явились…»
Поездки эти не только помогали генералу ознакомиться с положением дел в полках, но и заставили его пересмотреть кое-какие собственные свои установки, свидетельством чему «Секретная инструкция для полковых командиров № 791», датированная 13 ноября 1820 года. Вот некоторые из неё фрагменты:
«1-е. Всякий полковой командир должен иметь в полку и власть и силу, ибо на его единственной ответственности лежит порядок и устройство. Но из сего не следует, что он может быть тираном своих подчинённых, ибо подчинённые такие же люди, как и он, и служат не ему, а отечеству…
4-е. С одной стороны, сказать: учите солдат во что бы то ни стало и поставьте их в самое скорейшее время на ту точку совершенства, которое требуется, — это значит позволить забить половину армии, чтоб плохо выучить другую. Но с другой — сказать солдатам в нынешнем их положении: вы освобождаетесь от всех телесных наказаний — это значит разрезать одним махом узел дисциплины и дать вольное стремление всем их страстям. То и другое опасно, но то и другое можно согласить…
