Конечно, никто никогда подобного ему не говорил. Он сразу вскочил и начал кричать: «Это произвол, это недопустимо! Что здесь вообще происходит? Почему его не приведут в порядок?» В этом же духе он продолжал «выступать» еще несколько минут. Председательствующий тоже поднялся со своего места и стал его успокаивать, говоря, что все идет в рамках судебной процедуры… Я смотрел на эту перепалку и думал: «Вот это надо было сказать Горбачеву раньше, хотя бы в 1987–1988 годах. Может, тогда и не было бы такой трагедии».
Выяснение отношений закончилось, и Горбачев, подводя итог, сказал:
— Я подам на него в суд!
— Это ваше право… Можете подавать в суд по месту жительства, — отреагировал В. Яськин.
А я подумал: «Вот будет хорошо, если он подаст в суд. Ведь у меня миллионы свидетелей».
Все сели на свои места, успокоились. Обычно председательствующий вопросы, носящие политический характер, снимал. В данном случае из-за поднятого Горбачевым переполоха вопрос снят не был. Но Горбачев не ответил, почему он предал народ. Тогда я в наступившей тишине громко говорю:
— Так я жду ответа!
Горбачев беспомощно развел руками, а председательствующий, словно спохватившись, объявил, что вопрос снят, так как носит политический характер. Верно, но ведь он освещает истину — кто предал наш народ.
* * *
Наверное, за всю свою жизнь Горбачев никогда не испытывал такого принародного унижения, как на этом суде. Было позорище и на заседании Верховного Совета РСФСР, когда Горбачев стоял на трибуне, а к нему подошел Ельцин и тыкал Горбачеву в лицо бумаги и требовал — вот, читай. И тот читал. Но это был эпизод. А здесь два дня допроса его в качестве свидетеля, два дня позора. Однако Горбачев мог его избежать, избери он положение не свидетеля, а потерпевшего. Потерпевший мог на судебный процесс не являться. Но ни высшее юридическое образование Горбачева, ни руководство Генпрокуратуры, которое дало Горбачеву право выбора, в какой роли ему выступать, ни ближайшее окружение не подсказали ему, как правильно себя вести на суде.
Однако, наверное, мы зря беспокоимся по поводу того, что Горбачеву доставлены неприятности. Видимо, лично он на все это смотрит проще, практичнее и спокойнее, чем мы думаем.
Взять хотя бы случай с его женой Раисой Максимовной. Как он переживал, когда она умерла! Сколько слез, сколько страданий… Но не прошло и полугода, как мы видим Горбачева — улыбающегося, жизнерадостного! — в кругу московской элиты, встречающей Новый, 2000 год.
Вот тут весь Горбачев.
Государственный обвинитель о деле ГКЧП и роли в нем Горбачева
После Горбачева суд допрашивал еще многих свидетелей. И все допросы были интересными. Но они имели значение в основном только для расследования уголовного дела, а политический фактор уже, как правило, отсутствовал.
Наступил день прений сторон. Первым выступил государственный обвинитель — прокурор, полковник Аркадий Борисович Данилов. Для того, чтобы на него не давили и не влияли начальники, готовиться к выступлению на суде он уехал за город. Его речь произвела эффект разорвавшейся бомбы — государственный обвинитель потребовал снять с подсудимого все обвинения за отсутствием в его действиях состава преступления.
Свою речь А. Б. Данилов произнес 9 июля 1994 года. Как и день объявления приговора, это был для меня судьбоносный день.
Вот эта речь государственного обвинителя А. Б. Данилова:
«Высокоуважаемый суд!
Приступая к отведенной мне роли в процессе на завершающем этапе, я хочу заявить, что в своей речи отрекаюсь от личных и политических пристрастий, помню лишь о высшей цели — торжестве правосудия.
Волей-неволей, давая оценку делу, я вынужден буду рассматривать его в соотношении с событиями, предшествовавшими тем, которые привели Варенникова на скамью подсудимых, и последовавшими за ними.
Увы, иначе поступить нельзя, ибо дело это — лишь следствие и отражение глубинных исторических процессов, свидетелями и участниками которых оказались все находящиеся в этом зале.
Поскольку я ограничен рамками обвинения, предъявленного Варенникову, постараюсь уложить свои доводы в жесткую схему, установленную законом.
Итак, Варенников обвиняется в совершении преступления, предусмотренного п. «а» ст. 64 УК РСФСР, т. е. в измене Родине. В том числе ему инкриминируется участие в заговоре с целью захвата власти — совместных действиях с лицами, образовавшими Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) и принявшими участие в его создании и работе.
Очевидно, следует проследить — какие предпосылки лежали в основе создания этого комитета, ибо, не исследовав истоки его появления, нельзя сделать правильный вывод по тем объяснениям, которые приводит Варенников в обоснование своих поступков, ставших предметом судебного разбирательства.
Сам по себе тот факт, что данное, начатое три года назад, дело до сих пор не завершено, свидетельствует о его незаурядности.
В августе 1991 года — именно эта дата взята за точку отсчета предварительным следствием — огромная страна— Союз Советских Социалистических Республик, занимавшая территорию, равную одной шестой части суши земного шара, оказалась в глубоком кризисе, который поразил экономическую, политическую, социальную сферы великого государства.
Почему и как это произошло — ответят, наверное, лишь историки грядущих поколений.
Сама по себе констатация этих фактов — а они не являлись секретом — требовала от людей, стоявших у руля управления государством, принятия кардинальных мер, дабы великая держава не была ввергнута в пропасть.
Не входя в область предположений: «что было бы, если бы…», оценим лишь то, что было и что есть (стало), исходя из той отправной точки августа 1991 года.
Итак, глава советского государства — Президент СССР М. С. Горбачев связывает свои надежды с подписанием нового Союзного договора, установив для этого дату 20 августа 1991 года.
В противовес ему ряд государственных деятелей видят в этом факте окончательный развал государства и полагают, что спасти положение можно лишь экстренными мерами чрезвычайного характера…
Следует отметить, что идея о необходимости чрезвычайных мер появилась не вдруг и не только у лиц, которые ранее были привлечены к уголовной ответственности в связи с данным делом.
3 апреля 1990 года был принят Закон СССР «О правовом режиме чрезвычайного положения», по поручению президента прорабатывался механизм реализации этого закона на практике, 16 мая 1991 года принят Указ Президента СССР «О неотложных мерах по обеспечению стабильной работы базовых отраслей народного хозяйства», который начинается со слов: «Народное хозяйство находится в критическом состоянии. Падает производство, национальный доход уже сократился на 10 процентов». Этот Указ ввел в обиход и в повседневную жизнь сотен тысяч людей понятие «меры особого режима работы» — цитируется по тексту, подписанному лично Горбачевым.
