Запомните… Нет, зарубите себе на носу: жизнь всегда продолжается!»
И тут же фотография: большой толстый бородатый человек в голубой рубахе навыпуск, похожий на добродушного медведя, сложив руки на груди, смотрит на зрителя. Монах…
— Здравствуй, Эрик, — сказал Монах. — Сядь и скажи.
Эрик уселся на свободный стул — словно сложился пополам, и сказал отрывисто, располагая паузы после каждого слова:
— Надо разобраться. Проблема. Пропала женщина.
«Пришелец, — подумал Митрич, во все глаза разглядывая странного парня, его бледное худое лицо с острым подбородком, пронзительные глаза, гриву длинных черных волос. — Не надо ходить далеко».
— Твоя знакомая? — спросил Монах.
— Нет. Просто женщина. Надо найти.
— А что полиция?
— Не знаю. Меня попросили. Я вас помню, вы нашли убийцу девушек.
— Я тебя тоже помню. Вообще-то я убываю через пару дней. Это важно?
— Это важно. Куда?
— В пампасы, — вылез Добродеев. — До осени. Может, я смогу помочь?
— Нет. Нужно, чтобы он. Никто не сможет.
— А как вы относитесь к летающим тарелкам? — вдруг спросил Митрич.
Эрик уставился на него, задумался. Потом сказал:
— Положительно.
Монах ухмыльнулся:
— Ладно, я подумаю.
— И думать нечего! — поспешил Добродеев. — Найди женщину, а потом убудешь.
Монах пожевал губами, поскреб под бородой, поиграл бровью.
— Я вам сейчас пивка свеженького! — вскочил Митрич.
— И закусить! — сказал вслед Добродеев. — Эрик, ты пьешь пиво?
Парень помотал головой — нет.
— А что за женщина? Твоя знакомая?
— Нет. Мама моей знакомой.
— С ней можно увидеться?
— Нет. Только через меня.
— Почему?
Эрик задумался. Потом сказал:
— Она не может выйти. Я думаю, ее заперли.
— Заперли? Кто?
— Не знаю. Просто заперли. Семья.
— Почему она попросила именно тебя?
— Больше никого нет. Она запомнила адрес. Я не видел ее семь лет. Написала и попросила.
— Семь лет? А где она была семь лет?
Эрик молчал, смотрел в стол.
— Как зовут женщину и почему ее нужно искать?
— Ее зовут Виктория Алексеевна Тарнавская, она исчезла.
— Когда?
— Двадцать лет назад. Или двадцать один.
Добродеев присвистнул.
— А почему ее раньше не искали?
— Не знаю. Вы найдете ее? Вы же сами сказали, что нет безвыходных ситуаций и у вас есть ответы.
— А что еще ты о ней знаешь?
— Вот! — Эрик порылся в кармане куртки и вытащил сложенный листок, протянул Монаху.
Это было письмо, всего несколько строчек, подписанное «Татка-циркачка». Судя по стилю и правописанию, написано оно было в страшной спешке; приводим его полностью: «Шухер привет! Это Татка-циркачка! SOS! Найди мою маму Тарнавскую Викторию Алексеевну, была в цирке гимнасткой, вышла замуж за Мережко Владим. Павл. 21 год назад ушла навсегда, очень, очень надо! А то мне хана! Плиз! Если смогу напишу еще. Не могу выйти. Помоги!!! Помню всех, класно было, скажи? Твоя Татка-циркачка».
— Она что, под домашним арестом? — спросил Монах. — Где же она была семь лет?
Эрик взглянул на Добродеева.
— Это мой ассистент, — сказал Монах. — Ты должен его помнить. Ему можно. Выкладывай, Эрик.
Добродеев иронически хмыкнул.
— Мы тусили, потом Татка убила Визарда, он был ее парнем, — сказал Эрик, косясь на журналиста.
— Убила? — переспросил Добродеев.
Эрик кивнул:
— Убила. Ее забрали в психушку. А теперь написала.
— То есть она семь лет находилась в психбольнице?
— Да. Наверное. Я не знаю. Она написала из интернет-кафе.
— Как она его убила? Почему?
— Говорили, ножом. Не знаю почему. Он был ее парнем. Она… — Эрик замолчал.
— Фамилия Мережко?
— Не знаю. Зовут Татка-циркачка. Таня. Наверное, Мережко.
— Почему циркачка? Потому что ее мама работала в цирке?
Эрик пожал плечами.
— Кто еще был в вашей компании? Где они?
— Никого нет. Визард умер, Дихлофос умер, Мекс учитель в школе, давно не видел, Попса уехала насовсем, Бэмби не знаю где, ни разу не видел.
— А почему ты Шухер?
— Когда мы грабили киоск, я стоял на шухере. Но назвали еще раньше, а грабили потом, — путано объяснил Эрик. — Я сразу ушел, испугался. Бабушка плакала…
— Понятно. Насколько я понял, поговорить с Таткой нельзя?
— Только письмо. Нельзя, наверное. Она пишет, что не может выйти. Вы найдете ее маму?
— К сожалению, не получится, — сказал Добродеев. — Олег Христофорович уезжает на полгода в Непал наблюдать рассветы с закатами и цветущие олеандры. Так что, возможно, по приезде. Пусть твоя подруга подождет.
— Нельзя ждать, вы же читали.
— Вот только не надо, Леша, твоих сарказмов, — сказал Монах. — Я еще не решил. Я подумаю, Эрик. Дай телефон и электронный адрес, на всякий случай. Интересная у тебя подруга, однако. С биографией. А что она вообще за человек? Ты хорошо ее помнишь?
— Помню. Она была с Визардом, а потом убила его. Он был нормальный человек, как все. Мекс сказал, что он ее бросил. Она была… — он замялся. — Она была дикая! Лезла в драку, цепляла людей на улице, могла бросить камнем в машину. Ругалась. Визард ее воспитывал. Она была хорошая, добрая… хорошо рисовала…
Монах и Добродеев переглянулись: дикая, но хорошая!
— Вы употребляли что-нибудь? — спросил Монах.
Эрик смотрел непонимающе.
— Водку пили? Курили? Нюхали?
— Я — нет. Не знаю. Пили водку, Дихлофос умер от водки, он был слабый, кашлял. Визард был художником, делал тату, тоже пил. Я не мог, меня от водки тошнит. Татка и Попса тоже. Мекс был студентом, собирал черепки и монеты, Бэмби вообще школьница. Когда она его убила, нас допрашивали, я боялся, что узнают про киоск.
— Не узнали?
— Нет. Бабушка очень переживала. Все думали, что Татку посадили в тюрьму, и я думал. А потом Мекс сказал, что отмазали и она в психушке.
Появился Митрич с тележкой, Добродеев потер руки. Тележка дребезжала, звук ее приятно волновал воображение и заставлял сглатывать слюну. Митрич принялся разгружать тарелки с бутербродами и кружки пива. По залу поплыло облако из запахов копченой колбасы и поджаренного хлеба.
