И Жанна будет любить их, и уж ее-то дети не будут чувствовать себя ненужными собственной матери! Когда Вася будет вечером приходить с работы, они все гроздьями начнут виснуть на нем. Вопить с восторгом – папа пришел! Папа… У них будет настоящий папа, а не какой-то сухарь, который жалеет даже алиментами поделиться.
Жанна засмеялась. «Что же мне в голову лезет, с ума сойти… никому не расскажу!»
Дети вырастут, а они с Ремизовым состарятся. Жанна будет старушкой – божьим одуванчиком, а он – немного рассеянным, склонным к полноте старичком, которым она будет командовать. «Опять ты ешь, с твоим-то давлением… я же тебе сто раз говорила, мучное – вредно!» – «Но я только попробовать хотел… – начнет он оправдываться. – И вообще, зачем ты тогда пекла эти булочки?.. Ты же знаешь, что у тебя получается самая лучшая выпечка на свете!»
И они будут всегда вместе, как два попугайчика-неразлучника, ссорясь и мирясь, но не в силах расстаться, потому что жить друг без друга невозможно.
И дети похоронят их в одной могиле, а если бог существует и тот свет, соответственно, тоже, то они с Васей и на том свете будут вместе, резвясь над цветочными полянами двумя бесплотными тенями. Только ты и я, только ты и я… Только ты и я.
Жанна затрясла головой, отгоняя от себя наваждение.
Едва она допила чай, как хлопнула входная дверь.
– Это я! – закричал Ремизов. – Жанна, ты где? Ау!..
Все только начиналось. И вечности было мало для них – это Жанна уже успела понять. Поэтому надо было не терять времени. Ценить каждое мгновение.
– Слушай, сейчас в «Пушкинском» премьера, не хочешь пойти? – возбужденно спросил он. – Как раз к девяти успеем… Отличный боевик со спецэффектами!
– Ты как мальчишка… – сурово сказала она. – Мне лично эти спецэффекты до лампочки. Вот если бы хорошая мелодрама…
– Ненавижу мелодрамы! – с чувством воскликнул он.
– Ладно, давай так – сегодня я пойду с тобой на твой боевик, а потом, на следующей неделе, кино буду выбирать я.
– Ладно, – подумав, сказал он. – Тогда собирайся… Нет, погоди!
Он поймал ее и принялся целовать. Жанна чувствовала, как он соскучился по ней. И он ее любил: его губы, ладони, биение сердца – все в нем говорило об этой любви… Все в нем принадлежало ей.
В кино они едва не опоздали.
Потом, когда в полутемном зале погас свет, он прошептал ей на ухо:
– Слушай, я не могу больше терпеть… Я собирался сделать это позже, после кино – ну, когда будем сидеть где-нибудь, в красивом месте… Но это слишком долго!
– О чем ты? – шепотом спросила она.
– Выходи за меня замуж, а? Я тебя люблю, люблю, люблю…
– И я тебя люблю! Только тише, пожалуйста.
– Нет, я не понял – ты согласна или нет? – встревоженно прошептал он.
– Да.
– Да? – Он словно не верил.
– Да, да, да!..
«Жанна Ремизова, – подумала она. – Гм… звучит гораздо лучше, чем Жанна Ложкина».
Свадьба была весьма скромной.
Уже наученная горьким опытом, Нина не стала приглашать коллег. Да и Николай Ионович настаивал на экономии – он мечтал о гараже, а гаражи нынче недешево стоят…
Раиса Романовна дико паниковала, до самого последнего момента она тряслась, воображая всяческие кошмары на тему того, как очередной жених сбегает от ее дочери прямо во время торжественного бракосочетания.
Но ничего такого, разумеется, не произошло. Николай Ионович в нужный момент сказал «да», потом распорядительница поздравила новобрачных и разрешила им поцеловаться. Гурьев с деликатным восторгом приложился к Нининым губам. Только тогда Раиса Романовна вздохнула с облегчением. Потом рыдала во время свадебного марша Мендельсона. Словом, чуть не испортила все. Нина старалась не подавать виду, но фотографии запечатлели ее сдержанно-недовольное лицо.
Ирен Акоповна в одно из посещений заявила, что Нина здорова и она, как доктор, считает свою пациентку абсолютно здоровой. «Никаких последствий для организма, тьфу-тьфу-тьфу… Теперь все зависит от вашего мужа!»
После свадьбы Нина жила у Гурьева. Раисе Романовне она сказала, что если та пожелает, то может участвовать в воспитании внуков – разумеется, если захочет.
– Господи, Ниночка, да я только об этом и мечтаю! – Раиса Романовна принялась рыдать.
– Мама, ты опять плачешь… – мягко упрекнула ее Нина. – Ну зачем?
– От счастья, Ниночка, от счастья!
По выходным Николай Ионович и Нина ездили на рынок, закупали продукты на всю неделю. Иногда навещали взрослого сына Николая Ионовича.
Вместе мечтали о покупке гаража.
Нина готовила, стирала, убиралась. Впрочем, справедливости ради, Николай Ионович делил с ней половину семейных обязанностей. Он был из тех мужчин, которые не гнушались вынести мусорное ведро.
На работе некоторые из бессемейных коллег даже завидовали Нине.
Словом, она получила все то, о чем так долго мечтала. И тут…
Огромный маховик, запущенный с таким трудом, неожиданно заскрипел и стал угрожающе заваливаться набок. Какая-то мелочь, какая-то ерундовая небрежность – словно при сборке забыли завинтить до конца одну из гаек.
Дело в том, что в последнее время ей стал сниться Юра. Он никогда ей не снился, она старалась не вспоминать о нем – ни плохо, ни хорошо, она просто вычеркнула его из своей жизни. А тут он явился во сне… Наверное, причиной тому были события последнего времени, когда совершенно неожиданно выяснилось, что Юра и не думал кончать жизнь самоубийством.
Его убили. Убил человек, сошедший с ума от любви к фамм фаталь Ложкиной.
– Так ему и надо… – мстительно заметила Раиса Романовна, которой Нина рассказала всю эту историю. – Твоего Юру бог наказал!
– Убили или сам выпрыгнул с балкона – какая теперь разница, результат-то один… – недовольно поправила ее Нина. Чрезмерная эмоциональность матери ее угнетала.
Во снах Нины Юра Пересветов садился где-нибудь неподалеку и сидел, качая ногой – молча. То ли упрекнуть хотел Нину, то ли, наоборот, – попросить прощения.
Сначала Нина не обращала на это внимания и, просыпаясь, быстро забывала о Юре. Но потом ее, что называется, допекло. И она (в своих снах опять же) стала приставать к покойному жениху с расспросами – что, дескать, тебе надо и почему ты ко мне привязался?
Юра не отвечал, продолжая качать ногой. У него было худое, печальное лицо – совсем как при жизни, зеленые глаза и волосы до плеч, покрытые серебристыми чешуйками перхоти.
«А что, на том свете приличных парикмахеров нет, что ли?» – как-то язвительно заметила Нина. Она к тому времени уже начала злиться, и теперь даже днем перед ней стояли зеленые Юрины глаза.
