Книга Смуты и институты, страница 40. Автор книги Егор Гайдар

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Смуты и институты»

Cтраница 40

Коль скоро рынок был сохранен, легитимность частной собственности устояла, в дело вступили защитные механизмы саморазвивающейся экономики.

Государственное регулирование и социальный реформизм позволяют избежать взрыва со стороны низов, но сами по себе они не ведут к экономическому прогрессу. Напротив, результаты долгого и последовательного проведения такой политики известны – блокировка экономического роста, бюджетный кризис, рост инфляции, сокращение частных и низкая эффективность государственных инвестиций, бегство капитала, в конечном счете застой и рост безработицы, т. е. именно то, против чего была направлена кейнсианская политика.

Поэтому с 70-х годов маятник экономической политики на Западе пошел в противоположную сторону. Начался возврат к традиционным ценностям либерализма, свободного рынка. Одним из выражений этого стала экономическая теория монетаризма – законная наследница классического либерализма. Политическую поддержку она получила с приходом к власти политиков «консервативной волны» в конце 70-х – начале 80-х годов, прежде всего М.Тэтчер, Р.Рейгана. Была проведена массированная приватизация национализированных предприятий, началось решительное наступление на инфляцию – родную сестру избыточного вмешательства государства в экономику.

Я не собираюсь, вдаваться в детали, но ни один здравомыслящий политик не будет игнорировать чужой опыт, как ни один и не станет его механически копировать, чтобы получить «зачет» в Чикаго. Обвинения, которые нам предъявляли в свое время, что мы вместо марксистской догмы хотим строить государство по догме монетаристской, – заведомая демагогия. Помню, как в свое время на съезде народных депутатов Р.И.Хасбулатов попытался затеять публичную дискуссию. Вот, мол, существуют разные концепции рынка – социально ориентированное государство с высокими налогами («шведская модель») и классически капиталистическое, либеральное (американская модель). Он, Хасбулатов, – сторонник первой, Гайдар – последней. И пусть депутаты (голосованием, по-видимому!) и выбирают между этими моделями путь развития для России.

Все это в интеллектуальном плане смешно, в моральном – постыдно. Не говоря уже о высокой степени безграмотности такого противопоставления (скажем, «социальная» германская экономика в денежной области куда строже следует традициям монетаризма, чем экономика США), очень смешно (если бы не было грустно и стыдно) вообще всерьез обсуждать эту тему.

И кейнсианцы, и монетаристы, и социально ориентированное государство, и «классическое рыночное», и либерально-консервативные и социал-демократические правительства на Западе – все это относится к одной глобальной традиции, которую они сумели сохранить, – к социально-экономическому пространству западного общества, основанного в любом случае на разделении власти и собственности, легитимиости последней, на уважении прав человека и т. д. Войти в это пространство, прочно закрепиться в нем – вот наша задача. Тогда и поспорим о разных моделях.

Реальная альтернатива у нашей страны сегодня совершенно другая.

Капитализм кануна XXI века отделяют 100–150 насыщенных лет от капитализма «классического». Именно в этот новый капитализм нам предстоит входить, а вот в какой роли, это уже зависит от нас, от той политики, которая будет проводиться в России.

Речь идет не о невмешательстве государства в экономику, а о правилах этого вмешательства, т. е. о том – и это главное, – что будет представлять из себя государство. До тех пор пока не сломана традиция восточного государства, невозможно говорить о вмешательстве. Не «вмешательство», а полное подавление – вот на что запрограммировано государство такого типа. Результат известен – экономическая стагнация, неизбежный дрейф России в направлении ядерной державы «третьего мира». Вот именно против превращения нашей экономики – уже на новом уровне – в экономику, описываемую как «восточный способ производства», в экономику «восточного государства»’ мы категорически возражаем, боремся.

Напоминаем читателю, что восточный, азиатский, западный и европейский здесь употребляются не в географическом, тем более не в расовом, а только в политико-экономическом смысле. Скажем, Япония может считаться западной, а Куба или Гаити – восточными.

Особый путь догоняющей цивилизации

Мы, как послушные холопы,

Держали щит меж двух враждебных рас,

Монголов и Европы!

А. Блок

I

Противостояние «восточных» и «западных» обществ красной нитью проходит сквозь всю историю величайшей в мире евразийской империи – России.

Фактически Россия «ворвалась в Азию», в Сибирь лишь в XVI веке. Но Азия ворвалась в Россию и обосновалась в ней на 300 лет раньше. Причина ясна: наша страна всегда занимала «срединное» положение между Западом и Востоком и, увы, чаще в роли «щита», чем в роли «моста». «Особость» нашей страны, как известно, определялась множеством факторов: расколом единой христианской церкви на западную (католичество) и восточную (православие) с сильным византийским влиянием, огромными расстояниями, малой плотностью населения и плохими коммуникациями, территориальным отрывом от Западной Европы. Главную же, определяющую роль, очевидно, играло соседство кочевников.

Здесь не место обсуждать богатую внутреннюю историю Степи. Для социально-экономического развития России принципиально важна лишь одна ее сторона – регулярные столкновения кочевников и земледельческих восточных империй. Кочевник – хищник средневекового и Древнего мира. Как полярный волк на заболевшего оленя, бросается он на ослабленную внутренними раздорами и противоречиями, процессом чиновничьей приватизации восточную империю, нередко подводя черту династическому циклу. Государства Западной Азии с их развитой торговлей, относительной близостью социальных институтов к европейским степные завоеватели регулярно стирали с лица земли. И ведь каждое такое завоевание – это не только разграбление городов и разрушение ирригационных систем, это и упразднение социальных структур, традиций собственности, это переделы земли, имущества.

Европейский «остров» омывался восточным «океаном» с трех сторон: Русь граничила со Степью, Ордой, Австрия – с Османской империей, Испания – с маврами. И во всех трех государствах опасное соседство привело к сходным результатам: усилению государства-щита, бюрократии, замедлению развития. Но в силу особо экстремальной ситуации, а также в силу перечисленных выше факторов особенно дорогую цену пришлось заплатить Руси. Огромная масса Степи во многом определила траекторию русской истории, социальную структуру Московского царства. Подавляющее большинство российских мыслителей считали и монгольское нашествие, и укоренившийся после него «азиатский дух» бюрократии, «ханское самодержавие», несчастьем России («И вот, наглотавшись татарщины всласть, вы Русью ее назовете», – со злой иронией писал А.К.Толстой). Надо только сразу сказать, что и те, кто считал «татарщину» главной бедой России, никогда не связывали это ни с какими собственно национальными проблемами, никакой «татарофобии» в России никогда не было.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация