А потом к горлу подкатила тошнота, и меня мягко и незаметно поглотила темнота.
В себя пришел от резкого неприятного запаха и блаженного ощущения прохлады, окутывающей голову. Мысли едва ворочались, тело казалось неподъемным, было мутно и муторно, но где-то внутри сидела твердая уверенность, что я в безопасности, поэтому можно не дергаться и спокойно сориентироваться в происходящем. Судя по ощущениям, лежал я на чем-то твердом, под головой находилось нечто жесткое, пахнущее старой кожей. Вокруг — голоса, шаги, невнятная деловитая суета и запах дыма, смешанного с паленой шерстью и горелым мясом. Неизвестно, что было хуже, он или вонь того зелья, которым меня разбудили.
Я осторожно открыл глаза и тут же поспешил их закрыть: первым, что я увидел перед собой, была физиономия Тагреная. Не самое приятное зрелище в этой жизни.
Правда, избавиться от навязчивого присутствия мага таким нехитрым образом не удалось. Анагор оказался не бредовым видением, а суровой реальностью.
— Хоро-ош, — протянул он насмешливо и спросил куда-то в сторону с явным ехидством: — Скажите, он будет жить?
— Если вы не перестанете мне мешать, не уверен, — отозвался недовольный незнакомый мужской голос. — Это обыкновенный тепловой удар, ничего с вашим другом не случится. Выпейте, лекарство немного прояснит сознание и поможет встать на ноги, — обратился ко мне целитель, твердая ладонь поддержала затылок, а к губам прижалось горлышко какого-то сосуда. Я послушно сделал несколько судорожных глотков, закашлялся и был возвращен в горизонтальное положение. — Надо как следует выспаться и днем желательно не выходить на солнце, — велел незнакомец и, судя по звукам, поднялся на ноги.
Я поспешил сесть, пока мне не попытались с этим помочь. В голове действительно потихоньку прояснялось, так что собственное болезненно-уязвимое состояние начало раздражать.
Оказалось, что лежал я на брусчатке неподалеку от того места, где потерял сознание. Видимо, когда отключился, меня перетащили к стене, чтобы не мешался под ногами. Над головами людей плавали маленькие солнца осветительных шаров, рассеивающих глубокий сумрак. Вокруг деловито суетились стражи, убирали трупы. Серых оттаскивали прочь, кажется, к стене, и скидывали наружу, именно оттуда поднимался густой дым, контрастно выделявшийся на фоне темнеющего неба. Человеческих тел я не видел: наверное, их унесли в первую очередь, и участь их ждала совсем иная.
Тагренай сидел на корточках по левую руку от меня, а справа я, к собственному удивлению, обнаружил Нойшарэ. Оружейница стояла и смотрела на меня сверху вниз с каким-то непонятным выражением: задумчиво и, кажется, недоверчиво, но недовольной девушка не выглядела.
— Как закончился бой? — спросил я, нарушая тишину. Сделав вид, что не заметил предложенной руки Анагора, медленно и осторожно поднялся на ноги, ожидая, что голова опять закружится. Отнюдь, чувствовал я себя вполне сносно, целитель свое дело знал.
— Догадайся, — съехидничал маг. — Конечно, наши победили. Мне одно непонятно, как эти твари умудряются с такой скоростью плодиться? Их же десятки тысяч!
— Сар Анагор, что делать с вашей… добычей? — мрачно уточнил рядом какой-то местный.
— А! Да. Добыча. Ойша, можно я твой задний двор использую для эксперимента? Я там одного Серого живым припрятал, хочется кое-что проверить.
— Эксперимент будет жестоким и сопряженным с пытками? — деловито уточнила она.
— Кхм. Не уверен, — смешался от такого напора маг.
— Жалко. Но — ладно, развлекайся, если это может как-то помочь, — вздохнув, разрешила девушка.
— Тогда вы идите, я распоряжения отдам и догоню, — махнул рукой Тагренай.
— Где талхай? — опомнился я и заозирался, потом пояснил в ответ на недоумение окружающих: — Оружие, которым я дрался.
— У меня, — проговорила Нойшарэ, отстегивая от пояса, за который были заткнуты ратные рукавицы, свернутый в кольцо клинок. — Я почистила. Интересная игрушка, — заметила она задумчиво, а в голосе так и сквозило любопытство.
— Спасибо, — ответил, никак не прокомментировав последнее заявление, и принялся аккуратно прилаживать оружие на пояс.
С места сражения мы двинулись в молчании — вязком, неприятном, очень натянутом. Первой не выдержала Ойша.
— Зачем ты полез в бой? — мрачно спросила она. — Если без своей шубы не можешь нормально жить в нашем климате?
— А ты? — не ответил, скорее, устало огрызнулся.
— Это мой долг, — резко и задиристо ответила девушка. — Это мой город, который я, как и любой другой житель, обязана защищать.
— Вот и я тоже… должен был. Как гость, — проговорил тихо.
Спорить, ругаться, что-то объяснять не хотелось, это не было ложью, просто являлось частью правды. Наверное, целитель все-таки не до конца привел меня в чувство, потому что хотелось мне сейчас только одного: спать. Кажется, я временно смирился с собственным непониманием всего этого мира в целом и девушки, шагавшей со мной рядом, в частности. Было попросту не до них, добраться бы до постели.
— А почему тогда преследовал меня по пятам? — продолжила допытываться она, игнорируя мое явное нежелание продолжать разговор. Более того, ухватила пальцами за локоть, вынуждая остановиться и повернуться к ней. — Я не маленькая девочка, прекрасно жила здесь без тебя. Хватит пытаться меня опекать, я вполне могу позаботиться о себе и постоять за себя. Защитник выискался! Явился на мою голову! Надоело! Ухмылка эта снисходительная надоела, опека надоела! Что тебе вообще от меня надо?! — Она с усталым раздражением слегка толкнула меня открытой ладонью в грудь — не удар, просто выражение досады.
Я пару мгновений стоял молча, разглядывая ее лицо в полумраке улицы, едва разбавленном светом фонарей. Взлохмаченная челка, торчащая из-под шлема, нахмуренные брови, полные возмущения глаза, цвет которых скрадывала ночь, какое-то темное пятно на щеке — не иначе от крови. Бармица свисала на одно плечо, открывая упрямый подбородок и беззащитное горло, перечеркнутое расстегнутым ремешком.
Совсем не похожа не то что на идеальную девушку, на девушку вообще!
Женскими в ней сейчас были только недовольно поджатые капризные губы. Полные, красивой формы… Нет, не женщина; избалованная девочка, которой отец не привез обещанную куклу.
Наверное, действиями моими руководили усталость и поднявшееся внутри раздражение, вызванное неправильностью ситуации. Я точно знал, что вскоре пожалею об этом поступке, но злость все-таки подтолкнула вперед.
Крепко обхватив поперек туловища левой рукой, чтобы не могла вырваться, я прижал девушку к себе, правой — стащил с нее шлем, отбросил, обхватил ладонью затылок и поцеловал приоткрытые от удивления губы — в полной уверенности, что сейчас она начнет выдираться, морально готовый к тому, чтобы позволить ей это сделать: какой бы самостоятельной девчонка ни была и как бы хорошо ни владела мечом, я все равно тяжелее и сильнее и при желании справился бы с ней без труда.
