В декабре по распоряжению армейского Совета казачьи части направлялись по своим войскам и там должны были демобилизоваться. Мотивировалось это разрухой в стране и невозможностью дальнейшего снабжения армии продовольствием. Поскольку отряд Анненкова принадлежал Сибирскому казачьему войску, он направлялся в распоряжение этого войска. Анненкову было вручено удостоверение на следование отряда в Омск с оружием и амуницией.
Эшелон, в котором следовал отряд Анненкова, во избежание эксцессов сопровождался броневиками «Красноармеец» и «Бей буржуев». Анненков вспоминает:
«Прибыли в Слуцк. Здесь ничего не произошло, и эшелон благополучно отошёл, провожаемый всё теми же броневиками. Не доезжая до Минска, отряду удалось получить ночью в армейском складе большое количество оружия, ручных гранат и патронов. Всё это было тщательно укупорено в мешки с овсом. В Минске скопилось много эшелонов, и большевики, боясь скандала, торопились сплавить эшелоны, отправляя их то на север, то на восток. Осмотр был поверхностным:
— Оружие есть?
— Сдано на фронте!
— Отправляйтесь!
И здесь эшелон благополучно проскользнул. Всё шло хорошо до Пензы. В Пензе, — продолжает Анненков, — едва эшелон подошёл, атаман получил записку без подписи: «Вас хотят обезоружить, будьте готовы!» Партизаны и так были готовы, спали, не раздеваясь, с винтовками при себе. Комиссар железнодорожного Совдепа предъявил атаману требование открыть все вагоны и дать провести полный осмотр. Атаман ответил, что оружие сдано на фронте, осмотр произведён в Минске и — довольно — и больше осматривать не даёт.
— Тогда осмотрим силой! — сказал комиссар и ушёл. Он стал вызывать по телефону два полка пехоты. Узнав от начальника станции, что путь свободен, атаман приказал машинисту отправляться, товарищ категорически отказался. Пришлось его сбросить, и атаман сам повёл состав, несмотря на красные сигналы и свистки. Восемь станций эшелон шёл безостановочно, пока не расплавились трубы в паровозе. На счастье, из Самары шёл встречный пассажирский поезд, и машинист, жалея свой паровоз, согласился вести состав в Самару, где партизан уже ждал сюрприз — полк пехоты расположился поперёк пути. Поезд остановился, и комиссар с маузером за поясом и тремя бомбами подошёл к атаману:
— Я получил предписание из Петрограда взять у вас оружие, которое вы не сдали на фронте и не хотите сдать в пути. Предупреждаю, что я получил директивы действовать энергично, и вы сами видите, что в моём распоряжении достаточно сил, чтобы заставить вас исполнить приказ!
Ничего не отвечая комиссару, атаман подошёл к полку, которым ещё командовали офицеры, и попросил собрать полк, что и было сделано. Атаман обратился к солдатам:
— Товарищи солдаты! Ровно три с половиной года проливал я с партизанами свою кровь на фронте. Вы видите мои нашивки, что я три раза ранен. Вы видите, что у меня на груди Георгиевский крест, георгиевская шашка, значит, мы не даром провели время на фронте. Теперь, когда мы кончили своё дело и идём домой, у нас хотят отобрать это оружие. Разве это справедливо? Теперь отнимают у нас, а, когда вы поедете домой, то будут отнимать и у вас! Если хотят, то пусть берут сами. У них есть свои солдаты-красноармейцы. Зачем опять по старому режиму направлять солдат на казаков, не правда ли?
Солдаты, зажжённые словами атамана и подстрекаемые своими же офицерами, единодушно закричали:
— Правда, правда, не наше дело, домой!
И, несмотря на уговоры комиссара, полк ушёл, посылая приветствия партизанам. Комиссар от злости кусал губы, но ничего не мог сделать с той рванью, которая называется красноармейцами. Он не мог сдержать лихих фронтовиков! Тем не менее паровоза не давали, и эшелон стоял двое суток. Надоело, и на третью ночь половиной отряда была занята станция, а половиной окружили Совдеп. Напуганные товарищи решили выпустить партизан, и в ту же ночь эшелон ушёл».
Прервём на минуту цитирование записок Анненкова и поставим под сомнение правдивость описания автором самарского эпизода. Представляется, что дело обстояло не так, и Анненков исказил правду, чтобы скрыть факт участия его отряда в одной из советских демонстраций, которые в ту пору проводились и по поводу, и без повода.
Здесь следует прежде всего уточнить, почему из Самары в Сибирь был свободно пропущен явно враждебный советской власти вооружённый отряд Анненкова. Во время прибытия отряда Анненкова в Самару председателем местного Ревкома был большевик и подпольщик Валериан Владимирович Куйбышев, который, по воспоминаниям старейшего русского революционера, члена РСДРП с 1898 года, Петра Кобозева, очень умело проводил разоружение казацко-солдатских эшелонов демобилизованных фронтовиков, изымая у них винтовки, пулемёты и даже орудия. Так почему же Куйбышев сделал исключение для отряда Анненкова? Ведь СНК (Совет Народных Комиссаров, Советское правительство) строго предписывал разоружать все отряды, каждого солдата и казака, каждого офицера!
Когда вопрос о разоружении отряда достиг критической точки, Анненков пошёл в Реввоенсовет, который размещался на углу улиц Льва Толстого и Саратовской в белокаменном особняке последнего самарского губернатора. Три ступеньки между белыми колоннами привели Анненкова в приёмную. Направо дверь с надписью золотом на стекле: «Председатель Самарской управы». За ней — кабинет Куйбышева, Политического комиссара 4-й армии, Председателя Самарского ревкома, руководителя губернского комитета большевиков.
Анненков называет себя, и Куйбышев, в семье которого чтили декабристов, интересуется, не имеет ли тот отношения к декабристу. Анненков подтверждает. В разговоре выясняется, что они годки, оба — бывшие кадеты, выпускники-одногодки, собеседники проникаются взаимной симпатией и договариваются, что отряд примет участие в демонстрации, чем окажет местному Совету моральную помощь и поддержку, после чего ему будет позволено, не разоружаясь, проследовать дальше. Оба они ещё не знают, что их жизненные пути пересекутся в наступающем лихолетье Гражданской войны, где атаман Анненков будет драться с красногвардейским отрядами, которые посылал против него из Туркестана член Военного Совета Туркестанского фронта Куйбышев, несомненно, вспоминая при этом о своём самарском знакомце.
И уж совсем в финале, на утреннем заседании суда 27 июля 1927 года защита по просьбе Анненкова заявила ходатайство о вызове на процесс в качестве свидетеля В.В. Куйбышева, чтобы тот подтвердил участие Анненкова в советской демонстрации в Самаре. Однако суд не посмел побеспокоить Председателя Всесоюзного Совета Народного Хозяйства и в удовлетворении ходатайства отказал, мотивируя отказ мелким значением этой демонстрации в деятельности Анненкова.
Но вернёмся к запискам Анненкова.
«Слава Богу! — пишет он. — Уральские горы остались позади и теперь, в случае чего, можно уйти походным порядком. Казалось бы, теперь нет опасности, но — увы! Едва успели пройти Челябинск, как начальник станции сообщил, что в Екатеринбург через несколько минут приходит карательный эшелон матросов, до его прихода не велено отпускать партизан. Действительно, через полчаса на станцию на всех парах подошёл пассажирский поезд, весь украшенный красными флагами. Поезд остановился, и из вагонов повыскакивали матросы, вооружённые с ног до головы. Их оказалось до 200 человек. Начальник отряда, перевязанный крестообразно пулемётной лентой, подошёл к атаману и протянул руку.
