— Вообще-то, среди офицерства во время Колчака была дисциплина или они были распущенные? — спрашивает защита Анненкова.
— Офицерские полки были более распущенные, — отвечал тот. — Но в смысле боеспособности я считал их лучшими!
— Это было характерной особенностью только офицеров в офицерских полках или это было свойственно и офицерам других полков? — вмешивается гособвинитель.
— Это было свойственно всем белым офицерам! — отвечает Анненков.
На суде свидетели приводили массу примеров офицерских бесчинств. Правда, доказать, что все эти бесчинства творили офицеры Анненкова, не удалось. Тем не менее эти рассказы подтверждали верность анненковской характеристики офицерства.
Председатель суда спрашивает Анненкова:
— Вам известно было, что офицеры открыто из-под полы торговали и спекулировали на золоте?
— Да, знаю! Это было мне известно!
— А скажите, Анненков, до колчаковщины не считалось это позорным?
— До Колчака таких вещей не было!
И действительно, падение офицеров было так глубоко, что до революции то, что творили скороспелые офицеры во время Гражданской войны, не могло прийти в голову и присниться в самом страшном сне старым, кадровым!
Упиваясь свалившейся на них властью, словно надеясь вытравить из сознания и памяти своих подчинённых одинаковое с ними «низкое происхождение», офицеры военного времени отличались особенно жёстким отношением к своим бойцам, утверждая своё положение мордобоем, порками и даже расстрелами.
Анненковец Алейников вспоминает:
— Из 5-го полка меня назначили во 2-й партизанский полк дивизии атамана Анненкова. Когда мы поехали на Семиреченский фронт, с первых же пикетов офицеры стали расстреливать своих солдат. Первым был расстрелян один партизан за то, что не успел при отъезде из города отдать честь офицеру.
Вблизи Арката арестовали моего товарища, якобы за пропаганду. Меня вызвали на допрос. Стали спрашивать, не большевик ли он? Я сказал, что он такой же красный, как и я. Меня за это выпороли, а товарища расстреляли тут же. Всю дорогу были порки! — добавляет он.
Анненков знал, что в его дивизии процветают телесные наказания, и боролся с этим, но результат был минимальным: новое, как выражался Анненков, офицерство продолжало бесчинства.
Бывший вахмистр батареи Вордугин показал на суде, что ему на вечерней поверке по долгу службы приходилось зачитывать приказы Анненкова перед батареей, в которых говорилось о недопустимости порок.
— На самом деле было совершенно другое. За малейший проступок пороли плетьми, отпускали до 50 штук. В пехоте играли шомпола! — показывал он.
Бесчинства, которые практиковали офицеры в отношении солдат, были не только средством удовлетворения их честолюбия, но и средством укрепления дисциплины, правда, палочной. Конечно, сознательной дисциплины мордобоем не привьёшь, но дисциплину, основанную на страхе, боязни наказания, выработать вполне можно. Но у такой дисциплины есть один изъян: она работает только в присутствии командира и вне его контроля бесследно исчезает. Несмотря на это, многим офицерам было достаточно и такой дисциплины, и они неустанно формировали её плетьми и шомполами.
Между тем у офицеров было достаточно средств дисциплинарного воздействия на своих подчинённых, доставшихся им от русской армии. Ознакомиться с ними, полагаю, будет небезынтересно. Итак, на военнослужащих налагались следующие дисциплинарные взыскания:
на рядовых
1. Воспрещение отлучки на один месяц;
2. Наряд вне очереди на работы и службу до 8 раз; (1)
3. Простой арест до одного месяца; (2)
4. Строгий арест до 20 суток; (3)
5. Усиленный арест до 8 суток;
6. Наказание розгами до 50 ударов (состоящих в разряде штрафованных);
7. Перевод в разряд штрафованных (в мирное время — только по суду);
на ефрейторов
все предшествующие, кроме п. 6 и
8. Лишение звания.
на унтер-офицеров
1. Выговоры;
2. Воспрещение отлучки до 1 месяца;
3. Наряд вне очереди на службу — до 8 нарядов;
4. Простой арест до 1 месяца; (4)
5. Строгий арест до 20 суток; (5)
6. Смещение на низшие должности;
7. Неудостоение к производству в офицеры:
8. Лишение звания.
на офицеров
1. Замечания и выговоры;
2. Арест домашний до одного месяца;
3. Арест на гауптвахте до одного месяца;
4. Неудостоение к производству;
5. Удаление от должности или командования.
Примечания
1. Вольноопределяющиеся и жеребьевые пользуются сокращёнными сроками службы, не назначаются.
2. В светлом карцере.
3. На хлебе и воде: горячая пища — через 2 дня; лишение постельных принадлежностей.
4. Тёплый карцер: хлеб и вода; голые нары; арест может иметь характер смешанный.
5. Не налагается на фельдфебелей и сверхсрочных унтер-офицеров
[153].
Аналогичные меры применялись к нарушителям воинской дисциплины во всех армиях мира, кроме США, где вообще не допускалось применение наказаний без судебного разбирательства.
Анненков жёстко карал офицеров за внесудебные расправы, применяемые ими к подчинённым. Например, он расстрелял поручика Ларионова за то, что тот в своей роте самовольно расстрелял 13 солдат. За порку солдат в Уч-Арале был расстрелян командир Оренбургского полка полковник Навадовский. Другой полковник, Остаков, был приговорён к расстрелу, но ему эту меру заменили на 10 лет крепости.
Не могу утверждать, но, кроме уставных поощрений, у Анненкова, возможно, была и система наград или одиночная награда для награждения личного состава. Этот вывод мне позволяет сделать обнаруженный приказ Анненкова по личному составу.
Приказ
по личному составу
1924 № 2 г. Турфан
Подхорунжего Александра Яркова награждаю «Партизанским крестом» за мужество и храбрость и произвожу в чин хорунжего со старшинством с 1 января 1924 года.
Новое офицерство, пользуясь бесконтрольностью, нередко нарушало и дисциплинарную практику, и уставные положения. Свидетель Матаганов рассказывает об особых отношениях между начальниками и подчинёнными, и особом порядке отдачи и усвоения приказаний, установленных анненковскими офицерами в своих подразделениях:
