Обряд крещения был назначен на 3 ноября.
Папа Александр VII тщательно продумал порядок церемонии, полагая, что приём королевы в лоно католической церкви должен был «опираться на авторитет папского легата», для чего не без умысла выбрал легата и интернунция Лукаса Хольштениуса, бывшего лютеранина. Дружеские отношения с ним Кристина сохранит на долгие годы. Падре Малинес тоже ждал её в Инсбруке. Подготовка к встрече королевы шла полным ходом, но никто пока не знал, для кого она готовилась и с какой целью прибыл в Инсбрук перекрещенец Хольштениус, который при встрече с Кристиной передал приглашение папы посетить Ватикан и письменные полномочия от Александра VII на совершение обряда крещения.
Королева в сопровождении эрцгерцогов Фердинанда Карла и Сигизмунда под звуки хорала «Veni Creator spiritus» появилась в Хофкирхе в простом чёрном шёлковом платье, единственным украшением которого был приколотый на груди алмазный крест. Она преклонила колени перед алтарём и низким мужским голосом, медленно и чётко, зачитала текст тридентийского исповедания, поданного Хольштениусом. После того как она заявила о признании текста, легат по всем правилам обряда провёл заблудшую овцу к истинной вере. Иезуит патер Штаудахер произнёс на немецком языке проповедь, начинающуюся словами: «Слушай, дочь моя, внимай и наклони ухо своё: забудь народ свой и дом отца своего, да будет Господь иметь радость в красоте твоей, ибо Он есть твой господин, и для Него ты падаешь ниц». Затем последовали месса с непременным Те Deum, звон колоколов, орудийный салют, праздничный обед, сопровождаемый факельным танцем в исполнении пажей, и театральное представление пьесы «Ревнивые Марс, Адонис и Венера».
Один из свидетелей церемонии вспоминал, что Кристина вела себя в церкви довольно легкомысленно: «смеялась, фыркала и всё время теребила свои коротко остриженные волосы». Объяснение простое: Кристина понимала, что весь религиозный антураж — тот же театр, а потому особого значения ему не придавала. Возможно, ей было весело сознавать, как «возвращение к вере предков» диссонировало со светским «апре» и с фривольной театральной пьеской. Она бы предпочла скромную и уединённую церемонию, как это было в Антверпене, и тихий и скромный ужин в обществе избранных людей.
Взволнованный произошедшим, камергер Г. Лильенкруна, сдерживая слёзы, писал другу в Швецию: «Уверяю тебя, что моё удивление было таким сильным, что я не смог присутствовать на церемонии в соборе и не мог видеть королеву в течение трёх дней после этого. Встретившись с ней, я схватил её за руку и со слезами на глазах стал умолять её позволить мне удалиться от двора». Кристине вроде удалось уговорить камергера остаться, но он заключил письмо другу заверениями в том, что «желает жить и умереть в вере, которой он обязан своему отечеству, а также в преданности Его Величеству королю Швеции».
После недели пребывания в Инсбруке путь королевы лежал на юг в Италию. Из Инсбрука она отправила ещё одно письмо Карлу X Густаву — возникла внутренняя потребность объясниться и хоть как-то смягчить удар по шведскому престижу.
«Я благополучно добралась сюда и, обнаружив по прибытии указание Его Святейшества… сочла за большое счастье последовать ему. Радость послушания ему означает для меня значительно больше, чем управление страной, которая теперь принадлежит тебе. Если ты не одобришь моего поступка, то не забывай, что мой выбор оказался очень выгодным для тебя и никоим образом не затронул ни моей любви к Швеции, ни моей дружбы к тебе, которая будет продолжаться, пока я живу».
Лицемерить она будет до конца своих дней.
Прежде чем въехать в Рим, нужно было соблюсти некоторые формальности: Кристина должна была известить о своём прибытии папу, а тот должен был в ответ дать формальное разрешение. Пафосное по тону письмо Кристины папе Александру VII, датированное 5 ноября 1655 года и отправленное из Инсбрука, выражало её радость и удовлетворение тем, что она, наконец, достигла своей заветной цели — быть принятой в лоно римско-католической церкви. Королева благодарила за оказываемый ей всюду приём, высказывала заверения в приверженности новой вере и дарила комплименты папе: «…я отбросила в сторону все людские соображения, чтобы дать понять, что для меня честь покорного служения Вашему Святейшеству выше всех престижных тронов и престолов». Эта пышная фраза тоже вряд ли отличалась искренностью. Лесть, по мере приближения к Риму, требовалась теперь всё чаще и чаще.
Путь в Италию, пролегавший через Триент, Мантую и Феррару, был сплошным триумфальным шествием. Повсюду королеву встречали католики, представители городов, нотабли и епископы, везде устраивались пышные приёмы и трапезы. В многочисленной свите Кристины, в которую влились кардиналы, нунции и легаты, продолжал находиться камергер Лильенкруна, исправно докладывавший обо всём в Стокгольм. Заботливый Александр VII выслал королеве пару переносных кроватей, так что она могла всегда спать в собственной постели. В Риме царила невообразимая суета. Гюге де Лионн, посланник Версаля при светских княжествах в Италии и при Ватикане, с отвращением сообщил в Париж, что «в настоящее время единственное занятие местного двора состоит в том, чтобы готовиться к встрече королевы Швеции».
Но католический мир рукоплескал вновь обращённой сестре по вере. Кристина понимала, что всё это было круто замешено на политике, но всё равно почести, оказываемые ей, приятно щекотали её самолюбие. Она ещё не знала или не хотела знать, что всех правдоискателей, сознательно ищущих в этом мире истину, в конце пути ждёт большое разочарование. А пока шведская Минерва находилась в состоянии эйфории. В угаре восторга и ажитации она потеряла контроль над своими чувствами… и над деньгами тоже. Сколько дукатов было выброшено навстречу протянутым ей рукам в Мантуе, Болонье и Анконде, она не в состоянии была сказать. Однако вскоре обнаружилось, что кошелёк её снова пуст. Когда папа любезно предложил ей 90 тысяч крон на дорожные расходы, она великодушно от них отказалась. Конечно, зря. Но декорум, декорум был прежде всего! Ведь не какая-нибудь нищая графиня или баронесса явилась в Ватикан, а королева Швеции!
В городе Пезаро, который ей предстоит увидеть вторично, свои услуги предложил местный вице-легат Луиджи Гаспаро Ласкарис. Он предоставил Кристине эскорт под началом двух юных графов, братьев Франческо и Людовико Сантинелли с манерами чичероне
[94] и внешностью благородных бандитов. К ним примкнул их знакомый маркиз Джованни (Джан) Ринальдо Мональдески (Мональдеско), выходец из могущественной семьи города Орвието (область Умбрия). Он считался украшением провинциальной аристократии, в прошлом жил бурной жизнью, завоевал славу искусного воина и мастера конспирации, в 1654 году принимал участие в осаде Неаполя, приведя на помощь герцогу де Гизу какую-то местную банду волонтёров.
Старший Сантинелли передал Кристине книгу собственных стихов в её честь. Стишки и сами братья Кристине понравились. Те приложили максимум усилий, чтобы организовать в её честь всяческие увеселения, в том числе акробатические номера, псевдодуэли, а также какой-то научный диспут, который местный хроникёр назвал «псевдонаучным вздором», и она приняла их в свою свиту.
