Есть у старых зданий свой, неповторимый запах – запах веков, запах времени, состарившего эти стены, но так не сумевшего развалить то, что создали наши трудолюбивые, усердные предки. Только штукатурка, положенная на стены доблестными советскими гражданами, пучилась, отлетала, обнажая красную могучую кладку, не поддавшуюся ни векам, ни фашистским бомбам и снарядам.
Умели строить в девятнадцатом веке. Для нас строили, на совесть – иначе ведь высекут, и все на этом закончится!
Человек такая наглая скотина – не будешь бить его палкой, обленится, разжиреет и сдохнет на куче объедков, гадя под себя и ленясь даже подняться и нагадить где-то в стороне. По крайней мере, так считал Петрович, выговаривая нам с пацанами за очередную мусорку, устроенную в комнате гостиницы. Мол, негоже жить как свиньям, лежа в куче дерьма.
Палкой он нас, конечно, не бил – хватало и слов, чтобы мы быстренько вскакивали и приводили комнату в порядок. Но вообще-то он был совершенно прав. И выучил нас на славу! До сих пор я терпеть не могу грязи и неухоженности, потому вид облезлых стен в таком старинном, заслуженном, красивом заведении привел меня в состояние брезгливого раздражения. Ну, в самом деле, как так можно жить?! Ведь деньги на училище небось выделяются! Ну не все же воровать, в самом-то деле?! Хоть немного бы постеснялись, мерзавцы чиновничьи!
«Сталина на них нет!» – как частенько говаривали старушки у нашего подъезда.
Никто не поинтересовался, зачем я иду в училище – портфель в руках, парень на вид около двадцати лет, первый семестр (видать, новичок!) – куда я еще могу идти, кроме как на занятия? А то, что к концу дня – так мало ли как художники еще чудят? Значит, занятия перенесли. Или продлили.
Да и вообще – не плевать ли? Есть дела и поважней!
Вахтерша за стеклянным барьером на меня даже и не глянула, истово занятая приготовлением чая. И я ее понимал – чайная церемония не терпит суеты. Недостаточная температура в граненом стакане – и вот уже утеряны оттенки вкуса лучшего в мире грузинского чая. Цвет будет не таким насыщенно-коричневым, цвета глины, каким ему положено быть, а запах березового веника превратится в запах дубового, а это будет неверно.
Оставив вахтершу священнодействовать возле электрической плитки, я прошел к стенду с расписанием занятий и через минуту поиска нашел местонахождение группы, в которой учится Варя. Поднявшись на второй этаж, прошел в дальний конец коридора, ориентируясь по номерам на дверях, найдя нужную дверь, тихонько ее приоткрыл, заглянув в образовавшуюся щель глазом лазутчика.
На возвышении сидела абсолютно голая девушка рубенсовских форм, и вокруг нее стояли и сидели человек двадцать молодых парней и девушек, сосредоточенно выписывающих на листах бумаги прелести скучающей модели, тоскливо отрабатывающей договоренное время. На лице девицы царили спокойствие и скука, присущие обычно жвачным животным, пасущимся на лугу. Не хватало только жевательных движений ее тяжелых челюстей, и тогда сходство с коровой было бы почти абсолютным.
Почему-то мне всегда казалось, что модели для художников являются чем-то вроде музы, вдохновляющей их на творчество, что эти модели обязательно красивы, так красивы, что женитьба на своей натурщице для художника дело вполне обычное и даже в ранге положенного.
Само собой, все это было мальчишеской глупостью, и как иллюстрация – вот эта телка, томно возлежащая на покрытом не очень чистым белым покрывалом возвышении. В дурном сне не приснится, что она может быть чьей-то музой.
Впрочем, я могу и ошибаться. Как сказал классик: «Один любит арбуз, другой – свиной хрящ». Кому-то нравятся и пышки. Не мне, конечно.
Варя стояла у мольберта справа, возле окна, пришлось минут пять дожидаться, когда она обратит на меня свое внимание.
Давно заметил, что если на человека пристально смотреть достаточно долгое время, в конце концов он обернется и тоже на тебя посмотрит. Телепатия? Наверное. Может быть.
Об этом и Белокопытов говорил – если ты сидишь в засаде, старайся не смотреть на патруль или на часового прямым взглядом, в упор – только боковым зрением, или лучше не смотреть вообще. Если нет особой в том необходимости, конечно.
Человек чувствует твой взгляд и начинает беспокоиться, искать источник наблюдения, и часовому у пулемета точно не надо давать повод к беспокойству. Пуля, когда попадает в тело, – вначале не больно, будто огнем обожгло, а вот потом будет «весело», особенно когда эту пулю придется доставать. Белокопытов рассказал. И много чего еще рассказал…
Заметив меня, Варя удивленно подняла брови, затем сложила свои рисовальные принадлежности на столик возле окна и, осторожно вышагивая, вышла в коридор, укоризненно мотая головой:
– Ты чего сюда? Я ж тебе сказала – к шести часам буду дома! Ключи в пятой квартире, у тети Нади, я ее предупредила насчет тебя! Ну что ты будешь тут болтаться?! Поезжай отдыхай…
Она нахмурилась, вдруг зажала рот рукой:
– Ой! Чего это я?! Прости, совсем забыла! Ты ездил?! Как все прошло?!
Я достал из портфеля конверт с документами Вари, молча отдал. Она быстро просмотрела содержимое, потянулась ко мне, чмокнула меня в губы:
– Какой ты молодец! Ну, какой молодец, а?! Я знала, что ты все решишь как надо! Так папе и сказала – ты лучше него все сделаешь!
Я удивленно поднял брови, и Варя вдруг снова ойкнула и захихикала:
– Хи-хи… Дура! Ну вот, и прокололась! Ну да, это я просила, чтобы ты приехал! Хотела тебя увидеть! Тем более что повод был! Все же хорошо все прошло, да? Отдал им деньги? Все нормально? Я так напугалась, правда! У них «Мерседес» новый, крутая фирма, этот «Гигант»! Ребята говорят – еще легко отделалась!
– Кто говорит? Какие ребята? – как можно спокойнее спросил я. – Это, случайно, не Коля Макаров говорил?
– А откуда ты знаешь? – удивилась Варя, и лицо ее сделалось ехидно-смешливым. – А! Папка вложил! Ну да, встречались мы с ним… теперь не встречаемся! Расстались! Ты что, ревнуешь?! Правда ревнуешь?! Хи-хи… вот ты чудак! Да он мне совсем не нужен… так… встречались некоторое время, и все!
– А можешь его позвать? Хочу с ним поговорить…
Варя внимательно посмотрела мне в глаза, удивленно скривила губы:
– Ты чего, хочешь ему морду набить, да? Из-за меня?! Да я тебе говорю – не встречаюсь с ним! Он мне на фиг не нужен!
– Варя, пожалуйста, позови сюда этого парня. – Я старался быть совершенно бесстрастным, но похоже было, что мне это не удалось, потому что Варя едва не вздрогнула, как-то напряглась, недоверчиво покачала головой:
– Ты как папка! Он иногда так скажет, так! Вроде тихо, спокойно, но аж поджилки вдруг задрожат! Его школа, точно! Да позову, что мне, жалко, что ли?! Вон он стоит, Коля, – видишь того парня? Ну… красивого такого, плечистого? Красавец, правда? Только надоел мне. Выпендристый такой… говнюк. У него родители шишки какие-то, вот он и задирает нос. А так-то красивый парень! И он тоже единоборствами занимался, где-то здесь, в Ленинграде! Знаешь, как он раз хулиганов отметелил, когда к нам во дворе пристали? Только ноги-руки полетели! Ух, красиво было! Жалко, что он такой говнюк, папке бы понравился, точно. Ага, видит нас. Коля, иди сюда! Коля!
