В 321 году до н. э., когда Пердикка заявил свои права на империю, обстоятельства резко изменились и кровь полилась рекой. Еще при жизни Александра взаимоотношения верхушки были напряженными. Неоптолем часто высмеивал Эвмена, говорил, что тот «следовал за Александром, не выходя из-за стола». Неудивительно, что, когда хищники сцепились друг с другом в борьбе за престолонаследие, Эвмен и Неоптолем оказались в противоположных лагерях. Плутарх сообщает подробности:
Тем временем Неоптолем и Эвмен сошлись в единоборстве. Оба давно и яростно ненавидели друг друга, и в этот день вражда их только усилилась. С выхваченными из ножен мечами понеслись они навстречу друг другу с громкими криками. Лошади сшиблись, причем удар был таким мощным, что казалось, то налетели друг на друга две триеры. Противники побросали поводья и сошлись в схватке вплотную. Один старался сорвать шлем, другой – нагрудник кирасы. Руки их были заняты, а потому лошади вышли из повиновения и сбросили их с себя. Оба всадника грохнулись оземь, но рук не разжали, ни один не хотел уступить. Неоптолем начал подниматься первым, когда Эвмен ранил его в ногу, а потому и вскочил раньше соперника. Раненный в колено, Неоптолем перенес опору на другую ногу и боролся с большой отвагой, однако не сумел нанести противнику смертельный удар, зато это сделал Эвмен: он ранил Неоптолема в шею, тот потерял сознание и опрокинулся на землю. Эвмен, пылая от ненависти, быстро снял с него оружие, осыпая его при этом проклятиями, но не заметил, что меч у Неоптолема по-прежнему в руке. Неоптолем поразил его мечом под кирасу. Удар, однако, был слабым и больше напугал Эвмена, нежели причинил ему вред.
Бывали у Эвмена и серьезные схватки с Гефестионом, как, впрочем, и у Кратера, который пошел на царского фаворита с мечом. Плутарх рассказывает о «несчастном случае на охоте», когда Кратер был ранен в ногу копьем Пердикки. Это мог быть и несчастный случай, и удачная возможность покончить с соперником. Ничто так сильно не подчеркивает зловещую натуру этих хищников, как лишение Филоты власти. Филота был македонцем, отличным командиром конницы, внесшим огромный вклад в победу Александра над Персией. На основании сомнительной улики его обвинили в предательстве. Как свидетельствуют источники, все перестали с ним разговаривать. Квинт Курций рассказывает о соперничестве между так называемыми «товарищами» Александра. Все они обрадовались возможности уничтожить Филоту.
Кратер был царю дороже многих друзей, и из соперничества он недолюбливал Филоту. Кроме того, он знал, что Филота часто бахвалился перед Александром своей доблестью, преувеличивая заслуги, и этим внушал подозрения если не в преступлении, то в высокомерии. Думая, что более удобного случая уничтожить соперника ему не представится, Кратер скрывал свою ненависть под видом преданности царю.
То, что последовало за этим, напоминает рассказ о разборке мафиозных главарей, набросившихся скопом на того, кто послабее. Курций рассказывает:
Гефестион, Кратер и Кен решили, что правду нужно вырвать из него пытками; остальные пришли к тому же мнению. Наэтом совещание закончилось. Гефестион, Кратер и Кен поднялись, чтобы пойти к Филоте и учинить ему допрос. Царь послал за Кратером, поговорил с ним, содержание их беседы осталось неизвестно. Александр вернулся к себе, где в одиночестве провел большую часть ночи, ожидая результата инквизиции… Палачи разложили перед Филотой инструменты пыток. «Отчего же вы медлите? – воскликнул он. – Почему сразу не убьете врага, как уже сознавшегося убийцу царя? К чему устраивать пытки? Я сознался в злом умысле». Кратер потребовал, чтобы свое признание он повторил на дыбе. Они потащили Филоту, сорвали с него одежду, завязали глаза, а тот обращался к палачам, не желавшим его слушать, к богам, к законам. Несмотря на то что он был уже осужден, человека заставили перед смертью страшно страдать. Его буквально истерзали убийцы, выслуживавшиеся перед царем. Использовали они то огонь, то кнут и не с целью добыть из него сведения, а ради наказания. Он же вынес все пытки, ни разу не вскрикнул и не застонал. Но после, когда тело его распухло, а кнуты продолжали его стегать и добрались до костей, не в силах выносить агонию, он пообещал: если мучения прекратятся, он скажет то, чего они от него добиваются.
Даже и этим они не удовлетворились, им нужно было еще: они опять применили к нему пытки, кололи лицо и глаза копьями, все для того, чтобы вырвать признание в совершенном преступлении.
В битвах за престолонаследие такая жестокость бывших друзей и последователей Александра была делом обыкновенным. Антигон Одноглазый заморил Эвмена до смерти. Кратера зарезали ножом, Пердикку убили его же люди. Александр предчувствовал, что это случится. На смертном одре он предрек, что сразу же после похорон начнутся большие споры и все передерутся. Римский историк Юстин беспристрастно свидетельствует о том, что происходило после смерти Александра.
Военачальники… жаждали золота и трона… ибо были они людьми таких способностей и такого авторитета, что любого из них можно было принять за царя. Каждый был столь величествен, атлетически сложен, столь умен, что тот, кто увидел бы их впервые, решил бы, что отбирали их специально и даже не из одной страны, а из народов всего мира. Никогда раньше – ни в Македонии, ни в любой другой стране – не было такого большого количества выдающихся людей, столь тщательно отобранных сначала Филиппом, а потом и Александром. Казалось, всем им по силам не то что возглавить армию, но и править государством. Кто после этого удивился бы, что им покорился мир, если македонскую армию вели за собой не просто полководцы, но царевичи? В другое время для любого из таких людей не нашлось бы достойных противников, однако у Македонии вместо одного оказалось много Александров, вот они и перессорились друг с другом. Уж не Судьба ли вселила в них всех дух соперничества для того, чтобы всех же и погубить?
К 323 году до н. э. обстановка в македонском командовании стала чрезвычайно напряженной. Полководцы опасались подозрительного царя, а тот – после индийского мятежа – отвечал им таким же недоверием. На этих людей он уже не мог полагаться. На родине, в далекой Македонии, Антипатр так же боялся того, что может произойти. Он догадывался, что его ожидает судьба Пармениона и его клана, и потому принялся готовить заговор против Александра. Почти все источники называют заговорщиками Антипатра и его сына Кассандра. Александр лично оскорбил Кассандра, и потому тот всю дальнейшую жизнь питал ненависть и к родственникам Александра, и к самому имени царя. В 323 году до н. э. Кассандр явился ко двору Александра. Там за ним, как и за всей его семьей, включая брата, виночерпия Иолла, неусыпно следили. Александр был прирожденным бойцом и потому, соблюдая дистанцию, держал семью Антипатра под строгим контролем. Это подтверждает описанный Плутархом в «Моралиях» эпизод, когда, явившись ко двору, Кассандр попытался переманить музыканта Эвия, чем навлек на себя гнев Александра. За Кассандром, стало быть, наблюдали, так же как и за его братом Иоллом.
Старый лис Антипатр никогда бы не доверил собственную жизнь и жизни своих сыновей группе командиров, которых он не видел вот уже одиннадцать лет. Люди эти уничтожили его товарищей, таких как Парменион, Филота, Клит, не говоря уже о собственном его зяте Линкестиде. Обстановка была слишком опасной. Каждый заговор против Александра заканчивался предательством одного из его участников. Царский двор изобиловал шпионами. Антипатр с Кассандром должны были найти кого-то, кому можно было довериться, и кто же это, как не личный телохранитель Александра, распорядитель его двора, дегустатор, старый друг Клита, незаконнорожденный сын Филиппа Македонского, популярный в армии военачальник Птолемей, сын Лага?
