— Не думай сейчас об этом. Ты закрыла собой Тэга, когда Чаффинс пытался пристрелить его, так ведь?
— А ты бы разве не сделал то же самое?
— Пожалуй. — Ксандер вздохнул. — Мы с тобой неисправимые идиоты.
— А что с твоей головой? Я помню, ты был весь в крови.
— Раны на голове всегда сильно кровоточат.
— Это он, да? Он мог убить тебя.
— Но не вышло. Привыкай к этому. — Он сжал ее руку. — Я сам никак не могу оправиться от того, что он едва не убил тебя.
— Это ты меня спас?
Он коснулся губами ее руки.
— Ты бы сделала для меня то же самое.
— Ты прав. И вот мы оба здесь, в больнице. — Она с улыбкой взглянула на Тэга. — Точнее, втроем. А где Чаффинс?
— В тюрьме. Новости уже выплеснулись за пределы городка. Вчера вечером я почитал кое-что на своем телефоне. Прости, но журналисты уже раскопали твое родство с Боузом.
— Теперь это уже не важно. Мне с самого начала стоило махнуть на это рукой. Сколько мне еще оставаться в больнице? Я хочу домой.
— Скорее всего тебя отпустят прямо сегодня.
— Я хочу домой, Ксандер, но сначала я хочу увидеть его. Я ни разу не говорила с отцом, но мне хотелось бы побеседовать с Чаффинсом.
— Возможно, Мейсону удастся это организовать.
Через два часа они наконец-то покинули здание больницы. У бокового выхода их поджидал Мейсон.
— Выглядишь хорошо, — сказал он, обнимая сестру.
— Я и чувствую себя лучше.
Он помог ей усесться в машину. Ксандер и Тэг устроились на заднем сиденье.
— В городе полно журналистов. Наверняка они дежурят и у тюрьмы.
— Не важно.
— У Чаффинса тоже было удостоверение журналиста. С ним он устраивался в гостиницы. Или жил в своем кемпере — когда не использовал его для других целей.
— Он прятал там свои жертвы — как Боуз когда-то в своем погребе.
— Верно. Еще он вел журнал, в котором регистрировал каждую жертву — имя, время и место. У нас достаточно данных, чтобы упрятать его за решетку на несколько жизней. Можешь навсегда забыть о нем.
— Я так и сделаю. Ты сказал Сету и Гарри, что со мной все в порядке?
— Да, я разговаривал с ними.
Подъехав к полицейскому участку, Мейсон припарковался у самой двери. Как только Наоми выбралась из машины, со всех сторон к ним устремились репортеры.
— Тэг идет с нами. Хочу, чтобы он взглянул и на пса.
Сэм Уинстон распахнул перед ними дверь, затем вышел на улицу.
— Эй вы, кончайте орать, — заявил он репортерам, — или я арестую вас за нарушение общественного порядка. Это мой город, и я вправе так поступить.
Закрыв дверь, он повернулся к Наоми:
— Это и твой город. Ну что, ты готова с ним встретиться?
— Да. Это займет всего пару минут.
Трудно было держать спину прямо, но Наоми не хотела заходить в камеру, согнувшись от боли. Когда она вошла, Чаффинс скатился с нар и подошел к решетке. Несмотря на опухоли и синяки, на заклеенный нос и разбитые губы, на лице его проступила улыбка.
— Младший братец, механик и пес. Боишься меня, Наоми?
— Ничуть. Мне просто хотелось, чтобы все они взглянули на тебя там, где тебе предстоит провести остаток жизни.
— Я еще доберусь до тебя! — огрызнулся он. — Ты вечно будешь жить в страхе!
— Нет, не буду. — Покачав головой, она повернулась к Ксандеру: — Не возражаешь, если я скажу ему пару слов наедине?
— Только не подходи к решетке, — предупредил он.
— Хорошо. И ты, Мейсон. Всего минутку.
— Я подожду за дверью, — кивнул тот.
Наоми внимательно разглядывала Чаффинса. Паренька, с которым она когда-то училась в школе. Чудовище, в которое он превратился.
— О тебе тоже могут написать книгу, — сказала она.
— Ясное дело!
— И даже снять фильм. Но мы-то с тобой будем знать, что ты проиграл. Ты проиграл, Чаффинс. Я отправила за решетку отца, а он когда-то значил для меня очень много. Теперь я упрятала за решетку тебя, а ты для меня — ничто.
— Тебе повезло. В следующий раз…
— Можешь помечтать об этом. Надеюсь, я буду сниться тебе долгими, холодными ночами, которые ты проведешь в своей камере.
— Это я буду сниться тебе в кошмарах!
— Нет. Я забуду тебя, как забыла много лет назад. Я — дочь такого же монстра, и чудовища меня не пугают. Идем, Тэг. Пора купить тебе сахарную косточку.
— Вернись! Вернись, я еще не закончил с тобой!
— Зато я с тобой покончила.
Не оглянувшись, она вышла за дверь.
— Ну как, тебе лучше? — спросил Ксандер.
— Еще бы. Но мне будет гораздо лучше, когда я вернусь домой и приму обезболивающее.
Во время поездки она сидела с закрытыми глазами, пытаясь справиться с колющей болью. Лишь у дома она встрепенулась:
— А чья это машина?
Не успел Мейсон ответить, как входная дверь отворилась.
Подбежав к машине, Сет распахнул дверцу.
— Боже мой, боже мой! Даже не думай выбираться сама. Я отнесу тебя домой на руках.
— Вы приехали, ты и Гарри! Но как? Нет-нет, я пойду сама.
— Никуда ты не пойдешь! — Гарри окинул взглядом Ксандера. — Ты Ксандер?
— Да. Я сам перенесу ее в дом.
Наклонившись, он осторожно приподнял Наоми и вытащил из машины.
— Неси ее прямо в постель. Мы уже все приготовили.
— Нет-нет, не надо. Я бы лучше посидела на террасе.
— Я принесу подушки. — Сет поспешил в дом.
— Я приготовил розовый лимонад, помнишь?
— С ледяной крошкой. — Она признательно сжала руку Гарри. — Как вам удалось добраться сюда?
— Частным рейсом. У нас много знакомых.
К тому времени, когда они добрались до террасы, Сет уже колдовал с подушками. На низеньком столике стояла ваза с цветами.
— Ну вот, опускай ее сюда.
Наоми села, и Сет, опустившись на колени, обнял ее.
— Девочка моя.
— Не плачь, прошу тебя. Со мной все в порядке.
— Ей нужно выпить таблетку, — вмешался Ксандер. — Прошу прощения, но ей действительно нужно принять болеутоляющее.
— Я принесу лимонада, чтобы запить. Будешь лимонад? — спросил Гарри у Ксандера.
— Лучше пива.
— Прекрасно. А тебе, Мейсон?
