Трёхтонная Зара озорно и беззаботно выскочила на освещённый круг арены под аплодисменты зрителей.
«А.А.» — только по губам руководителя аттракциона, выходящего на манеж вслед за слонами, понял, что тот о нём думает. Ругаться народный артист умел виртуозно…
…Александр Анатольевич сидел и смотрел на настенные фотографии, навсегда остановившие мгновения прошлого, хмыкал, посмеивался и постоянно улыбался. Вспомнить было что…
Хлопнув ладонью по столу, он встал. Подошёл к «авизо», посмотрел на приказ и, открепив кнопки, снял бумагу с доски объявлений. Пробежавшись глазами по казённым строчкам приказа, сложил его пополам и отправился к директору…
Через час на доске висел новый приказ, где Захарычу и его помощнику объявлялась благодарность за «усердие» и «вдумчивое» отношение к своим служебным обязанностям. Вряд ли кто ещё в цирках страны мог похвастаться объявленными благодарностями с такой формулировкой. Кроме того, Пашке начислялась приличная премия — «за отвагу и личное мужество».
Вот так, благодаря Захарычу, лёжа в больнице «скорой помощи» и ни о чём не догадываясь, Пашка Жарких за какие-то шестьдесят минут сделал головокружительную «цирковую карьеру» от почти уволенного до щедро награждённого…
Глава двадцать первая
…Пашку выписали из больницы и очередным приказом перевели на «лёгкий труд» при цирке. В приказе значилось: «…на усмотрение администрации и руководителя номера». С этого дня ему не разрешалось поднимать тяжести и делать резкие движения. Он и сам себе не мог этого позволить, так как трещины в нескольких рёбрах по-прежнему давали о себе знать и, судя по всему, собирались напоминать ещё долго.
Казбек, как мудрый горец, «на своё усмотрение» быстро «перевёл стрелки» на Захарыча, предоставив тому полную свободу действий по отношению к своему помощнику.
Долгое многозначительное рукопожатие руководителя номера джигитов было лучшей наградой Пашке за его «доблесть». Вместо всяких громких слов Казбек снял со своей руки дорогостоящий, купленный за границей «Orient» и защёлкнул браслет часов на левом запястье Пашки. — Тэбе! Носи! — Благодарно сверкнув глазами, гордо вскинул красивую голову. Мужчина жал руку мужчине. Теперь уже — цирковому собрату…
Инспектор манежа стал к Пашке уважительно внимателен, словно взял над ним шефство. «А.А.» то и дело привлекал его к своим делам, что-то показывая и объясняя азы профессии. Иногда даже просил Пашку заполнить табеля (почерк у того был на удивление красивым — буквы получались с какими-то художественными вензелями).
Дирекция тоже не осталась в стороне, и теперь «легкотрудник» вместе с беременной женщиной — работницей осветительного цеха Раей разносил какие-то документы по кабинетам цирка, помогал в канцелярских делах директорской секретарше, бухгалтерии и везде, «куда пошлёт страна». Одним словом, его как геройски раненого бойца, отправили с «передовой искусства» в тыл цирковой жизни. Временно отстранённого от дел «ответственного работника веника и совка» это коробило и злило. Особенно доставали «подколы» джигитов:
— Твоя работа?.. — вопрошали они, намекая на «интересное положение» Раи. А то и того хуже:
— Пашка! Когда рожать будешь? Чего-то живота не видно?..
Чувство неполноценности и ущемлённого собственного достоинства сжирало Пашку:
— Захарыч! — вопил с возмущением «раненый», отхлёбывая чай из стакана в шорной берейтора. — Я, конечно, в «положении», но не в таком же «критическом», как Рая, чтобы с ней соревноваться: кто быстрее родит или отнесёт «депешу» из одного кабинета в другой! Забери меня назад на конюшню!..
— Пашка, ты и так здесь, вот чай пьёшь. — глаза Захарыча искрились смешинками и цвели синими июльскими васильками…
Осень однообразно шуршала листками отрывного календаря. Пашка маялся и почти не обращал внимания на свой любимый листопад, который буквально завалил город «червонным золотом». Пошла третья неделя после того памятного случая. Корсет сняли, а рёбра всё ещё продолжали предательски болеть и досаждать.
Пашка, наконец-то, решился появиться на репетиции воздушного полёта. До сего дня он отчаянно избегал встречи с Валентиной в таком, как он считал для себя, «жалком» виде. Он уходил из-за кулис раньше, чем появлялись там воздушные гимнасты и появлялся, когда уже все расходились по домам. Приходя в гостиницу, он никому не открывал дверь. Ему рассказывали, что Валентина дважды стучалась к нему. Наконец, он не выдержал, собрался с мужеством и пришёл. Не видеть Валю так долго было ещё большей мукой, чем терпеть неожиданно свалившуюся «хворь».
Извечный пересмешник Женька тут же «ожил», когда сверху, стоя на мостике, вновь увидел «воздыхателя» Валентины в рядах:
— Ур-ра! Вот он — непобедимый наш Ромео, прошедший огонь, воду и «скорую помощь»! — вместо приветствия закричал он из циркового поднебесья. — Сначала выиграл войну у Капулетти, (он намекнул на дуэль с Рыжовым во дворе), потом «подложил» всем свинью в цирке (это уже был удар ниже пояса), а теперь, как феникс, восстал из пепл… — он не договорил, так как получил от Валентины удар локтем в бок. Женька согнулся и со сбитым дыханием сиповато закончил:
— Короче, Пашка, привет от «крылатых и безгрешных»! А меня тут бьют без тебя! Живу как в преисподней! — притворно пожаловался воздушный гимнаст…
Шли день за днём. Пашка по привычке вставал рано и приходил в цирк. Так же по привычке хватал вёдра с водой, тазы с овсом и овощами или щётки для чистки лошадей. Но Захарыч занял «круговую оборону» и не подпускал своего помощника ни к каким делам. Вместо этого Стрельцов то и дело что-нибудь предлагал Пашке, как заболевшему ребёнку:
— Па-аш! Морковочки! — Захарыч протягивал парню крупную очищенную морковь, влажную от сока. — Каротин в ней, — для зрения полезно…
Пашка отказывался, это была уже третья морковка за последние полчаса.
— Па-аш! — нараспев призывал своего помощника Захарыч в очередной раз — Яблочко — витамины!.. — Это было уже шестое яблоко за наступивший день.
Пашка сходил с ума, изнывал, дурел! Он и не подозревал, что безделье среди постоянно репетирующих и всё время что-то делающих цирковых — это пытка!
Попробовал было порепетировать с Комиссаровыми. Но удовольствия от полюбившегося жонглирования в этот раз он не получил. Ещё шевеление руками можно было терпеть, но вот наклоняться и поднимать, то и дело падающие мячи и кольца, было испытанием. Кончилось тем, что взмокший Пашка съездил себе ручкой вращающейся булавы по рёбрам, в глазах потемнело, он охнул и завершил карьеру жонглёра до лучших дней…
Захарыч ежедневно судорожно думал чем бы занять скучающего парня? К «А.А.» он уже обращался. Тот помогал, как мог, и даже более того. Всё остальное требовало здоровья и физических сил.
Стрельцов понимал, что парень с таким характером, таская бумажки из кабинета в кабинет, бок о бок с беременной Раей, рано или поздно — «сгорит».
