— Я… — попытался было что-то сказать Валерка, но увидев свирепый взгляд Валентины, осёкся, успев добавить:
— Понял, потом!..
Пока Валентина мыла на кухне кофеварку и чашки, потом неторопливо всё расставляла по местам и готовила стол к занятиям с Пашкой по математике, Валерка ещё трижды забегал к Валентине по разным поводам, пока она не закрыла дверь на ключ. Позже он ещё как-то раз слегка подёргал дверь, нерешительно поскрёбся, постоял, посопел и оставил «ситуацию» на волю судьбы…
…Ну что, начнём, «помолясь», Па-ашка! — Валентина специально «спела» его имя и выстрелила глазами. В «яблочко» она попадала легко…
Вспомнив крестное знамение Захарыча в больнице, и решив, что так у цирковых принято, Пашка честно ответил, что молиться он не умеет. Хохот Валентины не умолкал несколько минут…
— Какой же ты!.. О-ох-х… — она смахнула невольные слёзы. — Ладно, начнём без заутрени и литургии.
Павлик в очередной раз толком ничего не понял, но переспрашивать не стал. У него и так закружилась голова, и стало невыносимо жарко — Валентина придвинула свой стул вплотную к нему и села бок о бок. Её бедро касалось бедра Пашки и казалось жжёт его, как если бы туда плеснули кипятком.
— Ну, давай проверим что ты знаешь, чего нет. Что такое «неизвестные» в математике ты, надеюсь, в курсе? Ну там — «x», «y»… — Валентина стала рисовать на чистом листе Пашкиной тетради латинские математические символы.
Пашка неожиданно для себя нервно хохотнул. Он вдруг вспомнил, как в его вечерней школе взрослые дядьки отреагировали на эти буквы, когда молоденькая учительница математики стала писать их на доске. Последняя буква «z» явно разочаровала — привычное знакомое слово из трёх букв не получилось. Но комментариев и зубоскальства на том уроке было много, что довело учительницу до слёз…
— Ты чего? — Глаза Валентины непонимающе посмотрели на Пашку.
— Ничего, так, извини, пожалуйста!..
— Ладно, покажи чего вам задали, а я соображу в чём твои проблемы.
Пашка полистал алгебру, показал нерешённые примеры, рассказал, заикаясь от непрекращающегося мандража, где и чего не понимает. Валя стала неторопливо объяснять, обдавая Пашку волной нежных пьянящих духов и теплом своего жгущего бедра.
Пашка кивал, ничего не слыша и не понимая. В нём бродили какие-то токи, блокирующие слух и сознание. Он то «включался» в процесс обучения, то проваливался в пучину мечтаний, незнакомых до селе желаний, помыслов и грёз…
— Э-э, маэстро! — Валентина медленно провела лакированными ноготками по щеке Пашки — Вы тут?..
Пашка вздрогнул от нежного прикосновения и мгновенно появившихся мурашек, которые набросились на него словно лесные муравьи, атакующие противника.
Валентина задержала на нём свой «слепой», без зрачков, кошачий взгляд. Её лицо освещало солнце, которое сместилось правее. На влажных, чуть приоткрытых, и слегка тронутых губной помадой губах играла загадочная улыбка.
Пашка почувствовал себя маленькой серой мышкой, зажатой в угол.
Валентина потянулась к нему своим лицом. Запах тонких духов ударил в его лёгкие. Он закрыл глаза, сваливаясь с качелей в бездну и полетел…
В дверь постучали.
— По-шёл вон, «Мухомор»! — ровным, без эмоций, голосом послала Валентина стучавшего.
— Валя! Это я! — раздался из-за двери голос.
Когти кошки разжались, но теперь отверзлись пружинные погибельные ворота мышеловки. Пашку выбросило из сладостного наркоза «бездны», как вылетают струи гейзера из бушующих недр…
Щёлкнули обороты ключа, замок хрустнул старыми суставами.
На пороге стоял Виктор Петрович.
— Пап, извини, думала опять Рыжов — достал! — Валентина несколько смущённо объяснила свои слова. С отцом они были в очень доверительных и дружеских отношениях. — Позавтракаешь?
— Нет, спасибо, уже ел. — отец внимательно посмотрел на Пашку, открытый учебник и чуть исписанную тетрадь.
— Что, Ромео, грызёшь гранит науки? Ну-ну, молодец! — он обратился к Валентине:
— Пойду на переговорный, позвоню в Питер. С мамой поговорить не хочешь?
— В другой раз, пап, сейчас вот — занимаемся!
Виктор Петрович ещё раз сказал своё: «ну-ну!», пожелал удачи и закрыл за собой дверь.
— Так, неделя началась со звонков. На прошлой звонил маме трижды. Затосковал мой батенька, затосковал — верный признак! — Валя вздохнула, и вновь стала простой и домашней.
Дальше с учёбой как-то не клеилось. Солнце зашло за край гостиницы, в комнате Валентины стало немного темнее. Осень — она и есть осень…
Пашка несколько сумбурно прощался, не поднимая глаз. Уже в дверях споткнулся о смеющийся взгляд Валентины, которая крепко взяв его за руку, «по-товарищески» поцеловала в щёку — словно ожгла, и на прощание «пропела»:
— Па-ашка! Какой же ты ещё… ребёнок!..
Глава двадцать пятая
— Эдуард Андреевич! К вам посетитель, с киностудии! — секретарша приоткрыла дверь в кабинет к директору цирка.
— Для них я занят! Всегда! — буркнул сидевший за столом.
— И для меня тоже? — из-за плеча секретарши выглянул довольно известный в стране кинорежиссёр, с которым они частенько встречались на городских худсоветах в управлении культуры. Такому человеку отказывать было рисковано.
— Входите, чего уж там, коль пришли. — не очень радостным голосом поприветствовал директор коллегу по «культурному фронту». — Ниночка, кофе гостю!..
Директор догадался о цели визита «киношника»…
Накануне в цирке разгорелся конфликт.
Все сразу сообразили, что после того памятного худсовета в начале гастролей, директор, оказывается, ждал часа, чтобы «сравнять счёт». И сделать это ему надо было так, чтобы всё выглядело, как нарушение трудовой дисциплины Смыковым. На «пьянке» и «аморалке» того подловить было невозможно, тут действовать надо было «тоньше»…
В цирке повесили объявление, что тогда-то и тогда-то состоится шефское представление с выездом на местное предприятие к передовикам производства. Едут: те-то и те-то. В конце перечисленных фамилий заслуженных артистов и народных, «почётно», крупными буквами было написано, что особо ждут труженики известного артиста цирка и кино клоуна Анатолия Смыков.
Директор знал, что делает: во-первых, он тут же противопоставляет эту «дутую звезду» экрана и манежа своим не менее известным сотоварищам, а это прямой путь к скандалам и пр. «Посмотрим на их закулисную солидарность!..» Во-вторых, Смыков в это время на съёмочной площадке…
Конечно же, состоялся очередной «принципиальный» разговор в кабинете директора на повышенных тонах, где звучали «высокие слова» и «политические мотивы». Смыков, чтобы не сорвать график съёмок, естественно, вынужден был отказаться от выездного представления. Директор пригрозил дальнейшими «неприятностями»…
