Южнее для отражения атак на саперный батальон в Атаманском удалось использовать 203-ю батарею штурмовых орудий.
Благодаря таким отвлекающим ударам наших танковых частей к 17 января появилась возможность без серьезных потерь отвести нашу дивизию за Большую Куберле. Обстановка в тылу в эти дни постоянно ухудшалась, и 6 января туда был направлен весь 63-й гренадерский полк. Перед ним стояла задача вести наступление по линии Денисовский – Рыльская в направлении пунктов Немецкое-Полтавское и Московский и перекрыть этот район для дальнейшего просачивания противника через Сал.
8 января противник снова попытался найти решение на основной линии фронта, на этот раз более мощными силами пехоты (карта 6). Я опять находился на передовом КП, стоявшем у изгиба между Северным и Восточным фронтами, где держал наготове танковый батальон, оттеснивший утром противника от Сундова, Ильинова и Буденновской назад к Салу. Взорванные на Большой Куберле мосты препятствовали запланированному дальнейшему наступлению на Братскую и Озерский. В полдень внезапно и без артиллерийской подготовки противник нанес короткий удар реактивными установками, перед тем как ввести в бой на широком участке фронта три пехотных полка из района Новая Серебряковка – Атаманский против наших сил на северном участке Восточного фронта. Я приказал танковому батальону перейти реку по разведанному мосту восточнее Веселого, а затем двигаться к Новой Серебряковке и повернуть на юг для удара во фланг атакующей пехотной дивизии противника.
Этому танковому батальону впервые была придана новая рота, состоявшая из десяти танков «тигр». Оперативное использование этих танков затруднялось тем, что был приказ Верховного командования, чтобы ни один «тигр» не попал в руки противника. Лучший способ обеспечить им защиту – подчинить их танковому батальону дивизии. В свою очередь, прикрытая со всех сторон рота «тигров» могла защитить танки дивизии, ведя огонь по мобильным противотанковым орудиям противника с большего, чем обычные танки, расстояния. Благодаря этому танки нашей дивизии, закрытые от противотанкового огня противника, атаковали вражескую пехоту и уничтожили целую дивизию. Немецкие танки, часами курсируя туда-сюда, нанесли противнику потери примерно в тысячу человек. Вот страшная иллюстрация беспомощности одиночного бойца перед беспрепятственно курсирующими танками.
На закате противник попытался взять реванш за свое тяжелое поражение, направив 27 танков «Т-34» к Кутейникову, но они были отбиты.
Продолжавшаяся всего час или два атака наших танков позволила дивизии, несмотря на усталость, отойти в надлежащем порядке и с минимальными потерями на новый оборонительный рубеж. Осталась цела наша броневая мощь. В этом бою принимала участие и артиллерия. Ее офицеры-наблюдатели перемещались вместе с танками. Однако из-за особенностей боя танков с пехотой у нее не было достойных целей.
ОПЫТ КОМАНДОВАНИЯ – II
Эти два примера использования боевых групп характерны для такого приема, когда бронетехника сосредоточена в обороне, но в нужный момент используется для наступления. Не очень знакомые с тактикой танковой войны командиры и те, кто имел дело только с непрерывным фронтом, неплотно занятым и находящимся под угрозой танков противника, испытывали в подобных условиях искушение распылить свои танковые силы.
Ни на одном участке фронта дивизионная пехота не была в состоянии отразить атаки танков, полагаясь лишь на собственные силы. В те времена у нее не было ни ручных противотанковых гранатометов, ни противотанковых реактивных установок.
На основном фронте, протянувшемся почти на 40 километров, для противотанковой обороны имелись следующие виды вооружения: восемь 75-миллиметровых самоходных установок, четыре 76,2-миллиметровые самоходные установки и одно 75-миллиметровое противотанковое орудие. Часть этих средств мы направили в находящийся под угрозой тыловой район. Так называемое тяжелое противотанковое вооружение оказалось во время этих операций в основном бесполезным, прежде всего из-за того, что его снабдили непригодными боеприпасами.
В обоих случаях тыловые коммуникации находились под такой угрозой, что с тактической точки зрения лучше всего было отправить бронетехнику в тыл, так как дивизия могла оказаться отрезанной. И все же я отказался от такого шага. Только сосредоточив все имеющиеся танки в одном пункте, можно было достичь сколько-нибудь достойных результатов, пусть на короткое время.
Два этих примера показывают, что в подобной обстановке невозможно обеспечить эффективную артиллерийскую поддержку. 5 января нельзя было оголить фронт, используя разбросанную по нему артиллерию для огневой поддержки танков, продвинувшихся, ведя наступление на противника, далеко вперед. Да и все равно в дивизионной артиллерии не было самоходных орудий. Во втором примере, когда русская пехотная дивизия атаковала основную линию фронта, артиллерия имела возможность управлять огнем (с помощью своих офицеров-наблюдателей), но не могла вести его эффективно, так как сражение распалось на отдельные бои между танками и пехотой.
Во время наступательных боев основная боевая группа почти всегда находилась под моим личным командованием, но это не касалось бронетанковой боевой группы, которая для решения общей оборонительной задачи использовалась для наступательных действий. По причине угрозы ослабленному фронту я должен был всегда находиться в его центре, поскольку не мог перепоручить принятие необходимых там решений начальнику оперативного отдела. Но и в том и в другом случае я выбрал передовой КП, с которого я мог непосредственно вмешиваться на участке северного изгиба основного фронта, а также в горячей точке при наступлении, когда возникала необходимость организовывать взаимодействие между различными родами войск. Оттуда у меня была кратчайшая линия радиосвязи с бронетанковой группой, и на всякий случай я ее поддерживал. 8 января эта группа образовала как бы полукруг у моего КП, пока я оставался там, осуществляя руководство операцией.
Бронетанковой группе обычно придавалась уйма штурмовых орудий. Всякий раз, когда требовалось направить отдельные роты для противотанковой обороны, – как это было в обоих случаях на удаленном правом фланге, – такая рота подчинялась батарее штурмовых орудий, но танки из танковых подразделений не направлялись. В этой обстановке штурмовые орудия показали себя превосходным образом. У них нет башен, поворачивающихся на 360 градусов, поэтому успешно вести бой с противником они могли только за счет своей подвижности на поле боя. При отсутствии башен экипажи были не защищены
[18]. Хороший круговой обзор обеспечивал им лучшее понимание обстановки.
Десять «тигров» существенно усилили наступательную мощь танковых войск. Их броня и эффективное вооружение создавало им превосходство над «Т-34», поэтому они могли господствовать на поле боя, обеспечивая при этом защиту более слабым танкам. Они подняли наступательный дух, но не оправдали надежд, которые возлагало на них немецкое Верховное командование, так как их количества было недостаточно. Кроме того, вскоре стало ясно, что тяжелые «тигры» слишком «неуклюжи» для обычной мобильной тактики моей дивизии. Они имели массу, но не лошадиные силы, и они не могли приспособиться к стремительному бою. Приказ о том, что они не должны попасть в руки врага, сдерживал их применение.
