Несмотря на сильную оппозицию внутри партии, большевики приняли новую теорию русской революции, которую разрабатывал Ленин после 1907 года
[16]. Согласно этой теории, это была революция союза рабочих и крестьян, направленная на то, чтобы избежать капитализма. Для ее успеха не было необходимости (да и возможности) дожидаться, чтобы капитализм в России исчерпал свой потенциал как двигатель в развитии производительных сил. А главное – в конкретных исторических условиях России на пути либерально-буржуазной государственности грозила верная катастрофа.
За 60 дореволюционных лет самым урожайным в России был 1909 год. В этот год в 35 губерниях с общим населением 60 млн человек (что составляло почти половину населения России) было произведено зерна, за вычетом посевного материала, ровно по 15 пудов на человека, что составляло официальный физиологический минимум. То есть, никакой товарной продукции село этой части России в среднем не производило. А значит, и ресурсов для строительства капитализма не возникало
[17]. Поэтому большевики взяли курс на революцию и власть Советов. И это был не доктринальный выбор, он вытекал из всей истории Российского государства.
Статья А. Грамши «Революция против “Капитала”», написанная в январе 1918 года, содержит такую мысль: «Создается впечатление, что в данный момент максималисты [большевики] были стихийным выражением [действия], биологически необходимого для того, чтобы Россия не претерпела самый ужасный распад, чтобы русский народ, углубившись в гигантскую и независимую работу по восстановлению самого себя, с меньшими страданиями перенес жестокие стимулы голодного волка, чтобы Россия не превратилась в кровавую схватку зверей, пожирающих друг друга» [17].
Сегодня поражает доктринерская ограниченность наших антисоветских патриотов, отрицающих Октябрьскую революцию. Все, знающие имя русского ученого и государственного деятеля В.Н. Ипатьева, его, конечно, очень уважают. Гордость России, генерал, эмигрант, крупнейший химик и т. д. Так надо его послушать! В своем большом двухтомном труде «Жизнь одного химика» (Нью-Йорк, 1945) он пишет, что «продолжение войны угрожало полным развалом государства» – а либеральные и почти все левые партии требовали продолжения войны.
«Наоборот, большевики, руководимые Лениным, – продолжает Ипатьев, – своим лейтмотивом взяли требование окончания войны и реальной помощи беднейшим крестьянам и рабочим за счет буржуазии… Надо удивляться талантливой способности Ленина верно оценить сложившуюся конъюнктуру и с поразительной смелостью выдвинуть указанные лозунги, которым ни одна из существовавших политических партий в то время не могла ничего противопоставить… Можно было совершенно не соглашаться с многими идеями большевиков. Можно было считать их лозунги за утопию, но надо быть беспристрастным и признать, что переход власти в руки пролетариата в октябре 1917 г., проведенный Лениным и Троцким, обусловил собой спасение страны, избавив ее от анархии и сохранив в то время в живых интеллигенцию и материальные богатства страны» [58].
Ленин на митинге 2 мая 1920 г. сказал людям: «Мы будем работать, чтобы вытравить проклятое правило: “каждый за себя, один бог за всех”… Мы будем работать, чтобы внедрить в сознание, в привычку, в повседневный обиход масс правило: “все за одного и один за всех”» (Соч. Т. 41. С. 108). Можем ли мы сегодня услышать такое от власти?
Ю.В. Ключников, редактор журнала «Смена вех» (в прошлом профессор права Московского университета, а во время Гражданской войны министр иностранных дел у Колчака), объяснял эмиграции (1921), что большевики – «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества» [12].
Соединение русского славянофильства и русского западничества, крестьянского коммунизма с эсхатологической идеей прогресса придало проекту Ленина большую убедительную силу, которая привлекла в собираемый советский народ примерно половину старого культурного слоя (интеллигенции, чиновничества, военных и даже буржуазии). Так проект революции стал и большим проектом нациестроительства, национальным проектом и «разбудил» Азию. Там тоже была проблема западничества интеллигенции.
Этот сдвиг в России дался очень непросто. Преодоление старых догм углубило конфликт радикальных течений, в частности меньшевиков. «Национализация» марксизма поразила и старых большевиков-ленинцев. Этот конфликт был разрешен и частично подавлен лишь в начале 30-х годов. Но именно этот синтез позволил России вырваться из ловушки периферийного капитализма и придал революции характер национальной.
Об этом кадет Н.А. Гредескул так писал, споря с авторами «Вех», которые считали русскую революцию интеллигентской: «Нет, русское освободительное движение в такой мере было “народным” и даже “всенародным”, что большего в этом отношении и желать не приходится. Оно “проникло” всюду, до последней крестьянской избы, и оно “захватило” всех, решительно всех в России – все его пережили, каждый по-своему, но все с огромной силой. Оно действительно прошло “ураганом”, или, если угодно, “землетрясением” через весь организм России. Наше освободительное движение есть поэтому не что иное, как колоссальная реакция всего народного организма на создавшееся для России труднейшее и опаснейшее историческое положение» [11].
Ленин представлял российское общество как большую систему, и главные общности – тоже как системы, а не как монолиты. Он так выразил позицию мелкобуржуазной части крестьянства: «Россия так исключительно велика, что различные части ее могли в одно и то же время переживать различные стадии развития.
В Сибири и на Украине контрреволюция могла временно побеждать, потому что буржуазия имела там за собой крестьянство, потому что крестьяне были против нас. Крестьяне нередко заявляли: “Мы большевики, но не коммунисты. Мы – за большевиков, потому что они прогнали помещиков, но мы не за коммунистов, потому что они против индивидуального хозяйства”. И некоторое время контрреволюция могла побеждать в Сибири и на Украине, потому что буржуазия имела успех в борьбе за влияние среди крестьян; но достаточно было очень непродолжительного периода, чтобы открыть крестьянам глаза. В короткое время они накопили практический опыт и вскоре сказали: “Да, большевики довольно неприятные люди; мы их не любим, но все же они лучше, чем белогвардейцы и Учредительное собрание”. Учредилка у них ругательное слово» [62].
А в наших учебниках даже не объяснили, почему крестьяне некоторых регионов разделяли большевиков и коммунистов. И мы в кино смеялись над тем, как крестьяне спрашивают Чапаева, большевик он или коммунист.
В функции революции Ленин включал срочные программы инвентаризации производительных сил России, на всей территории – огромная миссия. Уже это привлекло к советскому строительству большую часть старых ученых. Для примера можно привести работы по исследованию Курской магнитной аномалии. В ноябре 1918 года начала работать созданная для этой цели комиссия, в феврале 1919 года ее планы рассматривались в Совете обороны под председательством Ленина. Несмотря на боевые действия в этом районе, на месте стала работать экспедиция Академии наук, за год были определены границы аномалии. Работа была комплексной, участвовали ведущие ученые (И.М. Губкин, П.П. Лазарев, А.Н. Крылов, В.А. Стеклов, Л.А. Чугаев, А.Н. Ляпунов и др.). Был создан целый ряд новых приборов, разработаны ценные математические методы.
