После душа женщина, не вытираясь и не одеваясь, села на коврик рядом с кроватью в позу лотоса, дыханием и несложной мантрой привела свое психическое состояние в норму. Через час, окончательно успокоившись, она перебралась в постель и мгновенно уснула.
В восемь утра она приехала к НИИ чумы с главной целью, выяснить, что происходит с лабораторией. Но на вахте охрана встала грудью поперек прохода.
— Нельзя, Наталья Викторовна! Приказ директора.
— Какого директора? Вы с ума сошли? — возмутилась Евдокимова. — Олейника?
— Нет, исполняющего обязанности директора, Лозовика! Говорят, что академик-то тю-тю. Инфаркт, говорят, у него жуткий. Отработался!
— Говорят, говорят. — Женщина разозлилась. — Ладно. Где приказ?
— В кадрах, Наталья Викторовна! Вы временно отстранены от работы до окончания следствия.
— Какого следствия?
— Так дело же заведено, — удивился ее незнанию охранник. — Вы сходите в кадры, у них там все. Они вам скажут, куда надо ехать.
— Спасибо, разберусь, — прервала охранника Наталья.
В отдел кадров она обращаться не стала, а сразу поехала в Роспотребнадзор, чтобы потом оттуда идти к следователю с ксерокопией записки, на которой, как она была уверена, стоят визы Олейника и Думченко. Слабенький щит, но все-таки хоть такой.
Марина, секретарша Думченко, встретила ее холодно.
— Остап Тарасович в Доме Правительства на коллегии по поводу ЧП, — канцелярским тоном сообщила она. — А вам нужно идти в следственный комитет. Знаете, где он?
— Знаю, тут рядом, на Новослободской. — Наталья удивленно посмотрела на секретаршу. — Марина, я вас чем-то обидела?
От этого вопроса вся неприступность секретарши в один миг улетучилась. Она вдруг всхлипнула и запричитала:
— Наталья Викторовна! Что же это вы? Как же теперь?
— Все нормально, Марина. Делаем, что должны. Что вы меня прежде времени отпеваете? Можете помочь?
— Да чем же?
— Первое, мне нужно из кабинета Думченко взять мою докладную записку с его разрешением применять циклосульфон. Можете? — с надеждой спросила Наталья.
Марина кивнула. Потом покачала головой:
— Ой, нет! Выносить нельзя!
— Не бойтесь, мне нужен только ксерокс с нее. И заверите «Копия верна». Сделаете?
— Попробую. А вы посидите за меня пять минут?
— Конечно.
Секретарша скрылась в кабинете начальника, но через секунду выскочила и показала документ, на котором только размашистым почерком Олейника была написана резолюция: «Не возражаю, в связи с экстренностью эпидемситуации!» Никаких других разрешений на бумаге не было.
Наталья крепко сжала губы. Вспомнила пророческий вопрос Кочергина: «Вы так ему верите?»
«Больше не верю», — подумала она.
— Такая бумага мне не поможет, — убежденно произнесла Наталья. — Тогда второе дело. Марина, мне нужно узнать, с каким входящим приняли письмо Олейника в правительстве. Курьер зарегистрировал входящий номер?
Марина проверила журнал документов, но номер был только исходящий из РПН.
— Я постараюсь узнать! — пообещала секретарша.
«Тоже мимо», — сокрушенно подумала Наталья.
Когда она вылетала, ей все казалось проще. Пришла, взяла бумаги, узнала номер, и все. Но на практике, как водится, одно разгильдяйство накладывалось на другое, постепенно переходя критическую отметку.
Наталья отправила СМС Пичугину, что номер узнать не смогла. Тот ответил, что передаст информацию Трифонову.
Не оставалось ничего иного, кроме как отправиться в следственный комитет. Он располагался недалеко, и Наталья решила не утруждать себя поисками транспорта.
«Олейник отправил письмо, и оно было принято в канцелярии правительства, — на ходу предположила Наталья. — Но оно не дошло до адресата в тот же час, несмотря на срочность, и до сих пор не дошло. Почему? Или хроническое разгильдяйство делопроизводителей, что весьма странно для такой организации, как Правительство России, или в их рядах есть агенты Росздравнадзора. Это возможно, хотя и покажется кому-то смешным. Какие агенты одной правительственной организации в другой? Но мне совсем не смешно. Если там действительно есть люди, связанные с Росздравнадзором, то они могли даже выкрасть письмо Олейника».
Так, размышляя, Наталья пешком добралась до следственного комитета. Представившись дежурному, она дождалась, когда ей выдадут временный пропуск, и поднялась в указанный кабинет.
— Наталья Викторовна? — не приподнимаясь из-за стола, уточнил следователь.
— Да, вы же знаете, — ответила она.
— Хорошо. Присаживайтесь. Я не буду ходить вокруг да около. Вы же знаете, в чем вас обвиняют?
— Представления не имею, — с уверенностью, но без ноток вызова, ответила она.
— Как так? — Следователь изобразил удивление.
Евдокимова развела руками.
— А что же на вас уголовное дело завели?
— Не я же его заводила.
— Да. То есть виновной вы себя не чувствуете ни в чем?
— Нет. Мне не в чем себя винить.
— Вы о моральной стороне вопроса или о юридической?
— Я не юрист.
— Хорошо… — Следователь ощутил, что несколько теряет инициативу в беседе, и решил активнее подойти к делу. — Вы применяли запрещенный препарат на людях?
— Нет, — честно ответила Наталья. — Мы вообще ни в институте, ни в РПН не работаем с запрещенными препаратами.
Этот ответ выбил следователя из колеи. Он стал суетлив и нервозен.
— То есть как, разве этот… ваш…
Наталья ему не помогала. Следователь полез в дело, вытащил листок с заявлением.
— Вот, циклосульфон, экспериментальный препарат. Вы вводили его людям?
— С чего вы взяли, что он запрещенный? — спокойно спросила Наталья.
— Так вот есть справка из Фармкомитета России, «препарат с названием циклосульфон не входит в реестр лекарственных средств»! Разве это не означает, что его запретили к использованию?
— Нет. Это означает, что он еще не прошел всех проверок, необходимых для внесения в названный вами реестр. Этот реестр, по сути, определяет возможность его коммерческого использования и свободной продажи в аптеках. Препараты, которые не входят в реестр, нельзя продавать, то есть использовать в целях наживы без разрешения Фармкомитета. А препараты, которые нельзя применять для оказания медицинской помощи, входят совсем в другой список, в список запрещенных препаратов. И циклосульфона в этом списке нет, так как он не является ни токсичным, ни психотропным веществом, а воздействует исключительно на ферментную активность защитных клеток. То есть поднимает иммунитет. Мало ли привозят из-за рубежа лекарств, привозят и применяют, а в реестре лекарственных средств России их нет. Фармкомитет разрешает коммерческое использование лекарств, но не запрещает применение лекарств вообще. Это не в его власти. В чем вы меня конкретно обвиняете? Лекарством я не торговала, в целях наживы не использовала.
