– Я не машина, Уайлдер, и это не другая история, – сказала она и взяла в руки свежий номер Telegraph. – Вот, пожалуйста, посмотри. – На третьей полосе действительно была большая статья, где, в частности, говорилось, что «эта история о доморощенной группе террористов, похоже, грозит стать самым значимым событием года». – И как она, «эта история», закончится? – спросила Куколка. – Меня застрелят или сделают со мной что-то еще? Скажи мне, Уайлдер. Это ведь вряд ли в итоге сочтут ошибкой. Тогда это будет никакая не история года, а обыкновенное недоразумение.
Уайлдер совсем притихла. Помолчав некоторое время, она все же сказала:
– Но ведь и такое порой случается, Джина. Они несколько дней безумствуют, орут на все лады, а потом, поджав хвост, уходят, как побитые собаки. И потом, – она взяла в руки Sydney Morning Herald и взмахнула им, точно священным оракулом, – не все так уж против тебя настроены. Вот здесь, например, говорится, что искусственно созданная обстановка всеобщей истерии может привести к преследованиям совершенно невинных людей.
– Может? – недоверчиво переспросила Куколка. – Это какой же гребаный автор написал «может»?
– Сейчас найду… – Уайлдер нервно перебирала бесконечные газетные листы, в которых столь же трудно было найти что-то конкретное, как и в телефонной книге, – …это где-то здесь было… – Наконец она не выдержала и сдалась: – Я обязательно потом найду и специально для тебя вырежу.
– Уайлдер, никому нет дела до какой-то дерьмовой статейки в столь же дерьмовой газетенке. Да это замечание насчет «может» уже исчезло в вихре всеобщей шумихи, как исчезает брошенный в залив труп. – И Куколка сразу представила себе лицо мертвой Фан, засунутой в бочку с цементом и утопленной. Она ткнула пальцем в газету, которую Уайлдер держала в руках. – Кстати, ты единственная из известных мне людей, кто читает Sydney Morning Herald. Все остальные, в том числе и я, просто просматривают заголовки в Telegraph, поглядывают шоу Ричарда Коуди и слушают Джо Козака.
Она никогда еще так с Уайлдер не разговаривала; обеих это не просто удивило, но, пожалуй, даже слегка потрясло. И Уайлдер, не проронив больше ни слова, потащила Куколку в ванную. Одним из многочисленных и довольно неожиданных умений Уайлдер была стрижка волос. Она даже целых два года провела в парикмахерском салоне в качестве ученицы, но потом забросила это дело к черту и поступила в университет; после, правда, и учебу в университете забросила, и пошла работать – стала вместе со своим тогдашним бойфрендом заниматься ландшафтным дизайном, поскольку у него имелся в этой области небольшой бизнес.
Сперва Уайлдер обесцветила Куколке волосы, а затем покрасила их оттенком «светлый блонд», и каждое из этих превращений заставляло Куколку смеяться, как, впрочем, и бесконечные истории Уайлдер, которые та рассказывала за работой. По правде говоря, теперь Куколка была рада любой истории. Ловко орудуя ножницами, Уайлдер говорила, что парикмахерское искусство – это полная ерунда, что на самом деле она, Уайлдер, просто создана для ландшафтного дизайна; потом вдруг рассказала, как, оказывается, вреден перманент, а первое место среди парикмахерских процедур занимает окраска волос. Но, хоть она и уверяла Куколку, что парикмахер из нее никудышный, получалось у нее все же очень неплохо; она вполне удачно сделала ей новую короткую стрижку-боб, косо срезав волосы у щек и красиво подчеркнув этим высокие скулы Куколки, отчего ее лицо приобрело совершенно иную форму – во всяком случае, ничего общего с пресловутым «сердечком» ее лицо больше не имело. Хотя на всех фотографиях в газетах и на телевидении лицо у Куколки, безусловно, было «сердечком».
Когда Уайлдер закончила, Куколка спросила, нельзя ли ей принять ванну. Ванная комната в этом доме была старомодная, то есть там действительно стояла самая настоящая ванна, глубокая, тяжелая, сделанная из нержавеющей стали. Куколка включила горячую воду, и комната мгновенно наполнилась паром, а когда вода настолько остыла, что в нее стало можно сесть, не ошпарившись, она с наслаждением в нее погрузилась, хотя над ней все еще висело облако горячего влажного пара. Куколка всегда любила это ощущение возврата в водную стихию: ей казалось, что она – или, по крайней мере, ее тело – этой стихии принадлежала.
И довольно скоро она почувствовала себя значительно лучше. Вытянув шею и слегка извернувшись, она ухитрилась поймать в зеркале отражение собственной головы и была приятно удивлена тем, как сильно изменилась ее внешность. «И дело не только в том, что теперь я выгляжу совершенно иначе, думала она, вновь погружаясь в теплую воду; ведь никому из них даже имя мое настоящее не известно. Вся эта история, разумеется, очень даже неприятна, но, может быть, Уайлдер все-таки права: мои дела не так уж и плохи». Успокоившись, Куколка немного задремала, потом проснулась, услышав, как Уайлдер хлопнула дверью – пошла забирать Макса от отца; но, когда подруга вернулась, Куколка снова задремала и проснулась, когда вода в ванне совсем остыла, а вокруг стало почти темно.
В дверь постучали, и вошла Уайлдер. Она рассказала, что, пока Куколка спала, по телевизору шло шоу Undercurrent и Ричард Коуди назвал ее Черной Вдовой, а больше он, в общем, ничего нового не сообщил, но обещал, что завтра вечером они устроят в прямом эфире специальное расследование событий, имевших место в последние несколько дней.
Куколка молча все это выслушала и большим пальцем ноги включила горячую воду; она даже сунула ступню под исходящую горячим паром струю, надеясь, что боль отвлечет ее от мучительных мыслей, но выдержать смогла всего несколько секунд. А когда вода в ванне опять стала теплой, Куколку вновь охватила приятная дрема. И ей даже приснился сон, который, впрочем, никак нельзя было назвать приятным.
Прямо на нее мчалась целая стая диких собак, но морды их странным образом были лишены плоти. Куколка понимала, что природа этих тварей такова, что они способны лишь причинять боль. Однако они снова и снова пробегали мимо, словно не замечали ее или не могли разглядеть и понять, что это она. И Куколка, опустив голову, увидела свое отражение в воде, наполнявшей ванну, и поняла, что лица у нее больше нет, а вместо него – точно такая же, лишенная плоти, собачья морда. И она, склонив эту морду над Тариком, стала целовать его в холодные, мертвые губы, а изо рта у него вылетела туча жирных мясных мух… и тут в дверь ванной снова постучалась Уайлдер и разбудила ее.
– У тебя все в порядке? – спросила она.
48
После того страшного сна Куколка, собрав все силы, буквально заставила себя вылезти из теплой воды, напялила батиковый халат Уайлдер, вышла в темный, заваленный игрушками коридор и увидела, что подруга застыла в дверях спальни Макса и смотрит на спящего сына.
– Иногда я стою здесь по часу, а то и больше, – не оборачиваясь, тихонько сказала Уайлдер. – Просто смотрю и слушаю. – И они обе стали смотреть на Макса, свернувшегося калачиком на постели. Под тонкой простыней его тельце было похоже на вопросительный знак. В комнате было очень тихо, слышалось только посапывание спящего малыша. Время от времени Макс что-то бормотал и даже вскрикивал – ему явно снились сны. – Для меня это самое счастливое время дня, – шепнула Уайлдер. – Средоточие покоя.
