— Что с ней?
— Поджелудочная. Вчера врач сказал, что уже лучше.
— Как Макс без матери?
— Хлопочет по хозяйству.
— Как сдал экзамены?
— Хорошо. Теперь готовится к институту.
— Молоток, пацан. Я, вообще-то тоже закончил институт. Пед. Физ. Вос. Тоже чисто формально. Как и армию.
— Ладно. Жизнь только начинается.
Так доехали до дома.
Максим увидел Сидоренко в дверях и даже попятился от неожиданности.
— Серега? Откуда?
— Пустишь, хозяин?
— Конечно. Входите. Вот папа приедет, обрадуется.
— Думаешь?
— Конечно. Входите же.
Володя вошел в квартиру следом.
— Дядя Володь, тебе весь день звонят.
— Кто?
— Не знаю. Я записал телефон в памяти. Ты что, мобильник отключил?
— Да. Телефон последний?
— Да. Последняя запись.
— Хорошо, я позвоню. А кто звонил: мужчина, женщина?
— Женщина.
— Ого, — Сидоренко, переобуваясь, толкнул капитана локтем.
— Голос соблазнительный, — добавил Максим.
— Держись, капитан, — и Сидоренко пошел за Максимом.
Совершенно не задумываясь, Медведев начал нажимать кнопки телефона. Раздались специфические гудки вызова.
— Алло. Я — Медведев, вы мне звонили… Да?… Хорошо… Я приеду, приеду… Конечно, заберу, о чем разговор… Да, помню… Прямо сейчас. Еду, — он перевел дыхание, пытаясь собраться с мыслями, опустил трубку, устраивая ее на место и крикнул: — Максим, закрой.
— Ты куда? На свидание с соблазнительным голосом?
— Это свекровь Лины.
— И что ей нужно?
— Нужно забрать Настю.
Медведев выскочил на лестничную площадку и бросился к лифту.
Масляковы жили в старом купеческом доме на втором этаже в небольшой, но отдельной квартирке. Сама Маслякова была пятидесятилетней молодящейся женщиной, даже дома накладывающей макияж. Медведева она впустила только в прихожую и вытолкала к нему восьмилетнюю девочку. Где-то там, в проеме двери, мелькнула любопытная рожица полуторагодовалого мальчика, но ребенка оттащили.
— Это ваша дочь, даже если вы от нее отказались, — с раздражением начала Маслякова. — И если вам она не нужна — что ж, сдавайте в детдом, мы для нее совершенно чужие люди. К счастью, мой сын не оформил удочерение. Можете и не рассчитывать на это. Мой сын не лох.
Она когда-то употребила эту фразу, как шутку интеллектуалки. А теперь она вырвалась у нее помимо воли, в том же смысле, в каком ее употребляют на блошином рынке. Он не лох. Она — тоже. И не следует на это рассчитывать.
Девочка: тоненькая и бледненькая, такая же светловолосая, как отец, одетая в ярко зеленое платьице, стояла, прижавшись спиной к стене и затравленно следила за взрослыми. Два тоненьких хвостика лежали на ее плечах, слегка вздрагивая. Медведев подошел к ней.
— Здравствуй, Настя, — он неуверенно подался к дочери, слегка склоняясь.
Девочка то ли вздохнула, то ли всхлипнула.
— Она у нас невоспитанная. Тяжелый характер, как и у папы, — сказала Маслякова с нажимом.
— Пойдем домой, дочка.
Девочка неуверенно подняла голову и снова опустила, грызя большой палец.
— Убери изо рта палец. Пусть твой папа тебе соску купит.
Медведев, как мог ласково, взял девочку за руку, и мокрый замусоленный палец коснулся его кисти.
— Идем.
Девочка послушалась, хотя и с неохотой и робко. Она оторвалась от стены и медленно, слегка отстав, пошла за отцом.
— Вот ее вещи.
Медведев взял полиэтиленовый пакет.
— До свидания.
— Прощайте. И даже не вздумайте ее возвращать нам.
Девочка снова издала подозрительный звук. Медведев выпустил ее руку и обнял за худенькие плечи.
— Я рад, что ты возвращаешься к нам. А ты? Настя? — спросил он, уже спускаясь по лестнице.
— Я тебе не нужна, — тихо ответила девочка.
— Нужна, очень.
— Ты же отказался от меня.
— Не правда. Я только подписал заявление, потому что твоя мама этого хотела. Я думал, что так будет лучше для тебя. А что с мамой?
— Она бросила нас. И меня, и Никитку, и Маслякова.
— А я теперь живу у дяди Вити. Тетя Валя в больнице. Пока с Максимом днем будешь. Помнишь Максима?
— Помню.
— Хочешь жить с нами?
— Хочу.
— Только не будь такой тихой и бедной, а то у меня сердце разрывается. Помнишь, как ты когда-то смеялась?
— Ты тоже тогда смеялся. И мама. А потом, когда ты… ты стал другим. Мама тоже стала другой. И я перестала смеяться. Стало скучно и плохо.
— Может все еще поправится?
— Нет. Ты уже не засмеешься.
— Да, наверное. Но ты-то можешь попробовать.
— Нет.
Они вышли из подъезда и подошли к машине, держась за руки.
Оставив машину в гараже, они пошли домой, и Медведев купил девочке вафельный рожок мороженного. Та стала его старательно облизывать, чтобы уйти от разговора. Они уже подходили к дому, когда к Медведеву подбежала молодая женщина с хорошей фигурой и растрепанными белокурыми волосами. Обеими руками она держала у бедра дамскую сумочку.
— Мужчина, помогите. Там моего мужа избивают пьяные. Скорее.
— Настя, вот этот дом, первый подъезд, шестая квартира, справа. Наши дома, тебе откроют. Скажешь, что я скоро приду. Беги.
— Папа…
— Беги…
— Папа…
Но Медведев подтолкнул ее, и девочка побежала, оглядываясь и пачкая платье мороженным.
Убедившись, что она у подъезда, Медведев повернулся к женщине, в нетерпении, но молча теребившей свои волосы.
— Где они?
— Вон там, идемте. Я звала людей, но никто не откликнулся.
— А в милицию звонили?
— У нас нет мобильника.
Машинально, на бегу, Медведев потянулся к карману.
— Ну что же вы, быстрее.
Больше Медведев не сомневался. С разбега он заскочил в узкий проход между домами, на расстоянии уже слыша мат и вскрики. Несколько человек топтались тесной группой, толкаясь и нанося вялые несильные удары.
Врезавшись в группу, Медведев отшвырнул ближайших. Он знал такие потасовки, где давят числом, а потом удивляются, что кому-то разбили голову или отбили почки. Он не боялся их. Но тут случилось непредвиденное. Его самого зажали в круг и ударили со спины. Но Медведев в это время отступил в сторону, и удар пришелся по плечу. Увернувшись, Медведев ударил сам, уже в полную силу, стараясь выключить самых активных, ударил еще и встал спиной к стене дома, держа мужчин на расстоянии.
