— Давно?
— Да не очень.
— Как они там? Как мой пацаненок?
— Растет. Ходит в ясли.
— Это еще с чего? А мать тогда зачем?
— Она работает.
— Где еще?
— В магазине. В своем.
— А бабка?
— Она еще в Фергане.
— А как Олежка?
— Поступил в университет. На юрфак.
— Молоток, пацан. Адвокатом будет. Да. А, это, самое. Ольга-то замуж поди выскочила?
— Да.
— Ну что ж. Не на привязи же она. Лады. Ого, высоко поднялись, — Андрей задумчиво посмотрел в окошко, помедлил и повернулся к Никитину. — Пошли, что ли?
Сказал он это как-то не уверенно, отводя взгляд и тут же поднялся первым, придерживаясь за спинки сидений. Никитин замешкался.
— Поднимайся, — неожиданно сухо приказал Андрей, по-прежнему стараясь не встречаться с ним взглядом.
Никитин последовал за ним. Шаг за шагом, от одного сидения до другого.
Вот они подошли к дверце. Андрей остановился около нее и взялся за ручку.
Пилот от руля что-то крикнул ему, уже на английском, но что, Никитин не расслышал, а Андрей только отмахнулся, повернул ручку и слегка посторонившись, сдвинул дверцу. Поток ледяного вихря ворвался в салон. Никитин слегка отпрянул, вцепившись в скобу на обшивке. Но Андрей с силой рванул его к себе. Никитин уперся, ни на что не надеясь. Пальцы его впились в металл и их разжимали и яростно били прикладами по руке, по спине и по почкам. Сзади что-то кричали. Ветер из дверного отверстия сметал все, и Никитин задыхался, захлебывался, терял рассудок от боли и наконец сдался. Пальцы его разом разжались. На мгновение он застыл перед синей бездной и полетел вниз на скалы и камни в зарослях тута.
— Упёртый мент, — выглянул наружу Андрей и закрыл дверцу. — Упокой господи его грешную душу.
— Падаем! — закричал пилот, и Андрей обернулся, хотя пилот закричал это на родном ему фарси.
— Что случилось? — так и не заперев дверцу, Андрей подскочил к нему.
— Управление. Я предупреждал. Еще там бензобак течет.
— Не паникуй. Давай, выравнивай.
— Мы падаем. Мы горим. Я говорил это.
— Выравнивай. Смотри, получилось. Летим. Выбери место и садись. Приземляйся.
Но тут перед ними возникла скала, заслонила обзор. Не потерявший рассудок, Андрей схватил штурвал, стараясь развернуть. Лопасть верхнего пропеллера срезала зеленую верхушку тополя. Вертолет качнуло, и в салоне раздались крики. Андрей, подчиняясь предчувствию, бросился к дверце, и тут машина ударилась о скалы. Взрыв, сноп пламени и грохот потрясли древние камни. В воздухе разнесся жаркий запах гари.
И в воде мы не тонем
И в огне не горим.
Андрей подтянулся на руках и сел на валун, ощупывая себя и с шумом вздыхая. Он бормотал слова старой песни, и голос его срывался, дрожал, и в нем проскальзывали истерические ноты. Чтобы не сойти с ума, он говорил громко, ощупывал себя тщательно и трясся, как в лихорадке.
Наконец он собрался с силами, поднялся на ноги и закричал. Эхо разнесло его крик, разорвало его в клочья, разметало, и осколки его рассыпались по каменным уступам.
— Кто живой? — снова закричал Андрей по-русски, не думая, поймут его или нет, но его слова вернулись к нему его же вопросом.
И тогда он пошел, превозмогая боль и с каждым шагом все больше понимая, что он остался один. Впереди, на камнях лежал искореженный металлический лист, а дальше — тело в джинсовой куртки. Андрей побежал было к нему, но резко остановился — тело лежало на камнях без ног.
Отвернувшись, Андрей пошел назад от пылающих останков. Он привык падать и подниматься снова. Он был жив, и это было главное. И он запел, чтобы окончательно не сойти с ума, первую пришедшую на ум песню:
Пел он на английском языке, ужасно коверкая слова и дико фальшивя. Это даже было не пение, а повторение одной строчки на разные лады. И он даже не заметил, как в его ритм вклинился еще один голос.
— Эй! Помогите!
Он не осознал, что кричат на английском языке, он просто понял смысл и обрадовался.
— Эй, — закричал он, переставая петь и останавливаясь. — Эй!
— Я здесь!
Он стал озираться и побежал к огромному тутовому дереву. Человек в сером костюме висел на нем, крепко зацепившись за толстый обломок ветки полой пиджака, и сломанные изуродованные голые сучья окружали его.
— Ну надо же, — пробормотал Андрей, разглядывая висевшего издали. — Нет, честно, где он купил такой скафандр. Эй!
Человек на крик медленно обернулся.
— Ох, нет! — воскликнул Андрей, останавливаясь. — Вот непотопляемая армада. Ну и мент! Эй, это случайно не про тебя говорят: бог создал вора, а черт — прокурора?
Никитин тоже узнал его, перестал кричать и замер. Тутовник рос на самом уступе, чудом закрепившись мощными корнями за валун. И Никитин висел над кручей из почти что пологого склона обнаженного гранита. А там, внизу, с далеким шумом бежала горная река с каменистым руслом.
Никитин молчал. Он старался не шевелиться и следил за Андреем. Тот, после недолгого замешательства вновь стал приближаться, неторопливо и твердо, на ходу доставая из кармана сигареты и зажигалку.
Подходя и закуривая, Андрей на глазах возвращал себе всю свою уверенность и наглость. Курил и прятал сигареты со спичками он картинно, рисуясь, и считал себя по-прежнему крутым.
Остановившись под деревом, Андрей привалился плечом к стволу. Со вкусом затягиваясь, он смотрел на беззащитного Никитина, висевшего над бездной.
— Сними меня, — медленно, делая над собой усилий, проговорил Никитин. — Пожалуйста.
— С чего бы? Может я все оставлю как есть? Мне нравится такая видуха.
Никитин попытался дотянуться рукой до сука, свисающего над головой, но не достал.
— Еще чуть-чуть, — подбадривал Андрей. — Ну, что же ты, мент. Наручники надевать легче?
Никитин снова расслабился, надеясь только, что когда-нибудь или пиджак его треснет, или сук обломается к чертовой матери, и тогда он наконец полетит вниз, к черту на рога и на твердый гранит. Андрей смотрел на него, не отводя глаз.
— Ну, мент! Там же всего каких-нибудь пара сантиметров.
— Заткнись.
— Что?
— Заткни хавло, придурок!
Андрей, вместо того, чтобы прийти в ярость, расхохотался. А Никитин, понимая, в какое дурацкое положение попал, продолжал ругаться, надеясь только на быструю легкую смерть. И наконец Андрей, не сводивший с него глаз, сплюнул окурок под ноги и сунул руку в карман куртки. Никитин тут же замер, внутренне сжавшись. Он все-таки любил жизнь и боялся смерти, но у него хватило мужества посмотреть Андрею прямо в глаза.
